— Аксель, — очень серьезно попросила графиня, — прежде чем сад умрет… можно мне сорвать последний цветок?
Осознав ее просьбу, он медленно кивнул.
* * *
Потом вечер за вечером он срывал оставшиеся цветки один за другим, приберегая маленький бутон, что рос прямо под террасой, для своей жены. Он срывал цветы, не считая, сколько остается, случалось, и по два-три бутона одновременно. Орда уже достигла второй и третьей вершины, копошащаяся людская масса совершенно закрыла горизонт. С террасы Аксель ясно видел усталую армию, спускавшуюся в ложбину перед последним холмом; изредка до него долетали звуки голосов, крики страха и ярости, щелчки кнутов и бичей. Деревянные телеги кренились из стороны в сторону, раскачиваясь на неровных колесах, ездовые отчаянно боролись, пытаясь хоть как-то управлять ими. Насколько Аксель мог судить, никто из этого сброда не знал общего направления движения. Скорее всего каждый слепо двигался по следам идущего впереди, и лишь этим обеспечивалось их единство. Аксель надеялся — хотя уже не верил в это, — что настоящий центр армии, ее ядро, которое еще не показалось из-за горизонта, движется в другом направлении и что постепенно орда свернет, обойдет виллу и схлынет с равнины.
Два вечера назад, когда он сорвал цветок времени, передовые ряды уже достигли третьей вершины и обрушились вниз. Ожидая графиню, Аксель смотрел на два последних цветка — два маленьких бутона, которые подарят им лишь несколько минут. Стеклянные стебли уже сорванных цветов еще торчали упругими копьями, но сад уже отжил свое.
Следующее утро Аксель провел в своей библиотеке, пряча редчайшие из своих манускриптов в потайные стеклянные ящики, находящиеся между двумя галереями в тайном месте. Он прошел по галерее с портретами, бережно протирая каждую картину, затем навел порядок на столе и запер дверь. После обеда он нашел себе дело в гостиных: ненавязчиво помогал своей жене протирать мебель, расставлять по местам вазы и бюсты.
К вечеру, когда солнце уже зашло за дом, они страшно устали, но за весь день они не сказали друг другу ни слова. Когда графиня направилась в музыкальную комнату, Аксель остановил ее:
— Сегодня вечером мы вместе сорвем по цветку, дорогая, — произнес он ровным голосом. — По последнему цветку.
Он быстро глянул поверх стены. Они слышали — менее чем в полумиле — глухой шум нестройно наступавшей армии, лязганье железа и щелчки бичей; все эти звуки неслись теперь со всех сторон. Аксель быстро сорвал свой цветок, который был не больше сапфира в перстне. Пока тот таял, шум за стеной утих, но тут же раздался с новой силой.