Вместе с дворником и родителями будущих учеников Сидор Гречуха принялся наводить порядок в классах. Под книгами были заложены мины, в печках — ручные гранаты. «Как мы только не взорвались — понять не могу!» — рассказывал нам Гречуха. Он притащил на плечах из немецкого склада ящик оконного стекла, прикатил бочку известки. Женщины развели известку и, пока мужчины выволакивали мусор, стали белить стены будущих классов, освежать временно, до основательного ремонта.
Вы думаете, люди получали за свой труд плату?
Ничего подобного!
Сидор Гречуха числился на службе в областном отделе народного образования и обязан был к девяти являться на службу. Но он вставал в пять часов утра и заодно с людьми, вдохновленными его примером, работал, как простой чернорабочий, в своем единственном костюме. Все работающие здесь хотели подготовить вовремя школу к новому учебному году.
Таская носилки с обломками люстр, Гречуха думал: где же достать учебники? Неожиданно люди, чистившие школы, нашли клад. Под кучей строительного мусора и досками лежали уложенные ровными рядами две тысячи учебников, по которым дети обучались до 22 июня 1941 года. Их спрятал здесь кто-то из педагогов этой школы. Ночью, когда уже в городе были фашисты, он пробрался в школу, к дворнику, взял у него ключи и сказал: «Я пойду и запрячу кое-какие книги, а то сожгут их немцы!» Дворник не запомнил фамилии педагога, но когда клад был обнаружен, рассказал нам о ночном визите. Одиннадцать педагогов этой школы были убиты фашистами.
Первого сентября 1944 года прозвонил звонок, объявляющий начало занятий. Ученики сели за парты.
...Улыбающийся, довольный Гречуха в этот торжественный день показал нам чистые и кое-где уже застекленные классы, побеленные печи. Он выглядел нарядно.
— С обновкой вас! — сказал я, глядя на его хорошо отутюженный серый костюм.
— До позавчерашнего дня его не было,— сказал Гречуха,— Я шел в город вслед за войсками, вместе с группой львовских советских работников. Да ободрался в дороге, а тут еще и ремонт школы добавил. На коленях у меня латки, сзади тоже вид неутешительный. Не знал, что и делать: не директор, а босяк! Три с лишним года назад, 29 июня 1941 года, я уходил из Львова с последними арьергардами Красной Армии. Когда вернулся, застал в моей квартире других людей. Вещи мои немцы забрали. Пошел я к себе обратно в школу несолоно хлебавши, а тут, вижу, из соседней подворотни окликает меня женщина: «Пане профессор! Вы жили здесь три года назад?» — «Ну да, жил»,—говорю. «Так у меня для вас пакет хранится. От вашей прачки. Вы давали ей какую-либо работу до войны?» Начал я припоминать и боюсь ответить определенно. Все вылетело из головы. Война, мировые потрясения,— да кто помнит при таких обстоятельствах, что именно он давал прачке? Тем временем, не дожидаясь моего ответа, женщина забежала к себе домой и выносит оттуда завернутый в бумагу мой костюм. Вот этот, что вы видите на мне. Оказывается, я дал его выутюжить и почистить 21 июня. На следующий день война, все завертелось, и конечно же я забыл о нем. А прачка разгладила его и, уезжая в село, отдала его на сохранение соседке, веря, что мы вернемся...