Очень страшно глянуть туда, в сторону брода. Но — посильно. Туман валом прёт от реки, он уже подмял дальние заросли ивняка и сейчас сбарывает ближние, просачивается сквозь листву, трогает каждую ветку. Ул вскочил на четвереньки, постанывая от спешки, огляделся. Замер, ужаленный догадкой, как занозой. Вцепился в потник. Натянул войлок на конскую голову, стараясь успокоить Бунгу и спрятать от тумана дыхание скакуна. Затем Уд дрожащими пальцами перебрал имущество, поймал короб за борт, рванул, роняя на бок. Спешно вычерпал горстями овес, разбросал по конской шкуре, и поверх войлока тоже.
Щеку тронул знакомый ветерок-шептун! Ул охнул: невесть откуда пришло и понимание угрозы, и важное решение, пусть оно и казалось бессмысленным. Ул не стал терять время на рассуждения, сложился, скорчился, спрятался в короб и рывком закрыл крышку. Он успел, поднятый воем туман как раз лизнул ближние листья ивняка. Надвинулся…
Холод утопил мгновенно. Серость одолела, омертвила, возвращая в тот забытый день, когда мама Ула стояла на мостках, а мимо по стылой воде проплывала корзина с затихшим ребёнком. Безымянный младенец не дышал. Он был скручен в тесноте и не мог пошевелиться. Он лишился памяти, рассудка, сознания… Если бы мама не плакала, жалея и отдавая тепло души — смог бы очнуться и заплакать в ответ брошенный ребенок?
Холод схлынул. Вой снова пронесся над ивняком и рассеялся, не породив эха… Ул дёрнулся вправо-влево, постарался раскачать короб. С третьей попытки смог завалить его на бок. Крышка откатилась.
Снаружи цвёл солнечный день. Дышалось легко, даже в тесноте. Долго, невыносимо долго не удавалось выбраться из короба. Ул шевелился и пыхтел, недоумевая: как он втиснулся сюда? Ребёнка лет пяти, и то не поместить, пожалуй.
— Бу, — позвал Ул.
Конь лежал совсем тихо. Оказалось очень страшно подползти и отодвинуть войлок с морды. Дотронуться до ноздрей… Бунга дышал, пусть и слабо. Под пальцами ощущалось тепло, а еще чуть вязкая, наделённая остаточной странностью, волглость. След чудовищного тумана.
По склону за рекой набатом ударил конский галоп. Ул метнулся к краю зарослей, осторожно глянул сквозь листву, не раздвигая веток. К броду махом летели семь всадников, все на породистых золотых скакунах. Впереди мчался бурей ещё один, его конь казался красным, как кровь. И плащ был багряный. И волосы горели чудовищным пламенем, невозможным для людей. Пряди трепетали на ветру, бросали на воду блики. Хищное лицо воина имело в чертах чуждость, внятную с первого взгляда. Звериные глаза с прожелтью, тяжёлая нижняя челюсть, оскал зубов — прямо клыкастый.