– Только что заходил хозяин табачного магазина на улице Шеруа.
Фатима удивленно смотрит на мужа.
– И что с того? – произносит она после довольно долгого молчания.
– Наверное, ты бы захотела с ним поздороваться.
– С какой, спрашивается, стати? Да и как бы я захотела, если ты за каким-то дьяволом сказал мне об этом, когда он уже ушел?
Она опять выиграла, думает Мансебо и пьет воду из стакана.
– Пахнет Рождеством! – говорит Адель, садясь за стол во время ужина.
На ужин остается и Рафаэль, который принес починенный им фен Адели. Тарик рассказывает о лошади, которая на скачках бросилась бежать не в ту сторону. Все смеются.
– Это рагу с шафраном, – резко отвечает Фатима, объясняя рождественские ассоциации Адели.
Трое мужчин – Мансебо, Тарик и Рафаэль – курят не переставая.
Фатима молчит, но каждый раз, наклоняясь к столу, чтобы поставить очередное блюдо, энергично машет рукой, отгоняя от лица дым. В комнате молчит только один человек, но его глаза выразительнее всяких слов. Амир нервно смотрит на отца. Не слишком ли много он курит?
Утреннее демонстративное курение задело Амира сильнее, чем мог себе представить Мансебо. Теперь, когда гормоны юношеского максимализма улетучились из крови, Мансебо уже немного жалеет о том, что вовлек сына в эти дрязги. Только присутствие Рафаэля делает ужин терпимым. Гость немного разряжает плотную атмосферу лжи и невысказанной правды и рассеивает этот невыносимый туман. Рафаэль здесь как светлое пятно. Один его вид позволяет хотя бы дышать.
Женщины ушли поболтать на кухню. Амир продолжает во все глаза смотреть на отца. Рафаэль закуривает еще одну сигарету, а Тарик снова рассказывает всю программу прошедших скачек, чтобы подумать, кто победит на следующих.
•
Национальный праздник заканчивается, и утром наступит обычный рабочий день. Для Рафаэля это означает, что с утра он возьмется за починку старого тостера, чтобы заставить его снова жарить хлеб. Для Тарика это означает, что завтра с утра он начнет снова прибивать каблуки, а для Фатимы… Мансебо отбрасывает праздные мысли и принимается куском багета собирать в тарелке соус.
– Мансебо, ты уже моешь посуду? – спрашивает Тарик, и все смеются его шутке.
* * *
Первое, что я сделала, придя в контору, – открыла коробку, чтобы удостовериться, что она по-прежнему набита пенопластом, и ничем иным. Так оно и случилось. Никаких книг там не было и в помине.
Первая половина дня была занята тремя письмами и судьбой Юдифи. Меня поразило, с какой гордостью описывала она свои обязанности и каждодневные дела. В записях не было даже намека на жалость к себе, как не было в дневнике и роптания.