Когда Тарик уходит, все напряжение, охватившее Мансебо, исчезает, словно его и не было. Лихорадочное ожидание ушло, словно поджавший хвост пес. Такого покоя Мансебо не испытывал очень и очень давно. Он возвращается к коробкам, как к целительному бальзаму. Как же он не подумал с самого начала? Белые коробки могут подождать. Мансебо принимается носить в лавку коричневые коробки.
Интересно, думает Мансебо, что звучит более правдоподобно – выигрыш тысячи евро в лотерею или обнаружение в коробке банки с деньгами, и открывает крышку. Одновременно он бросает взгляд и на другие коробки, чтобы понять, насколько велики шансы вытащить из этой картонки невыигрышный билет. В коробке он видит несколько банок томатов, семь банок с сельдереем, десять жестянок с кукурузой, а там – бинго! Мансебо чувствует, как у него становятся ватными и подкашиваются ноги. Он выхватывает из картонной коробки банку, которая сильно отличается от других банок, и, главное, отличается, надо думать, своим содержимым. Мансебо заглядывает внутрь банки и видит там пачку купюр по пятьдесят евро. Держа в руке банку, Мансебо становится за кассовым аппаратом и торопливо отвинчивает крышку со стеклянной банки. Он готов ко всему. Его уже ничто не может удивить. Если войдет покупатель, то Мансебо просто поставит банку под кассу на полку. Если кто-то спустится в лавку из квартиры, то он увидит только спину Мансебо и не заметит, что он держит в руках. Да и, собственно, что может быть удивительного в том, что владелец бакалейной лавки пересчитывает купюры. Мансебо замечает, кроме того, что банка чисто вымыта. Он пересчитывает деньги. Двадцать купюр по пятьдесят евро – то есть всего тысяча евро. Тысяча евро за одну неделю. Затаив дыхание Мансебо снова пересчитывает деньги и вдруг начинает нервничать. Насколько это законно? Надо ли платить налог с этой суммы? Не привлекут ли его к суду? Куда ему спрятать деньги? Где их хранить?
От этих мыслей Мансебо впадает в панику, но затем постепенно успокаивается. «Мне скоро шестьдесят, – думает Мансебо, – и за это время я не сделал ничего дурного. Кому какое дело до нескольких тысяч незадекларированных евро?» Да и кто знает, сколько времени будет он получать эти деньги? Может быть, все ограничится этим разом, так что нечего рисовать на стене страшные картины и пугать себя адским пламенем.
Никакой записки в банке нет. Однако, когда Мансебо навинчивает крышку на банку, он замечает на нижней поверхности крышки три буквы, нанесенные черным фломастером: К. Э. Т. Мансебо улыбается и ставит банку с деньгами туда же, где лежат шестьдесят девять китайских записных книжек и бинокль. Он очень умно поступает, что хранит эти сокровища среди всякого хлама. Никому и никогда не придет в голову искать там что-нибудь по-настоящему важное.