Все, что Эли говорил до сих пор, повергало меня во все больший и больший ужас, но эти слова – просто в недоумение.
– Да я-то что сделала? – возмущаюсь я.
– Ты привлекла к этому делу мое внимание, и теперь я вынужден за него взяться. А времени у меня действительно нет. Но ладно. Полагаю, вы готовы сменить защитника, миссис Маколи?
Слава богу! От разлившегося по телу облегчения руки и ноги у меня обмякают, а голова кружится. Миссис Маколи яростно кивает, Эли вздыхает.
– Я могу помочь, – тут же начинаю я. – Мы узнали…
Я хочу рассказать Эли про красный «Камаро», но он выставляет перед собой ладонь.
– Бронвин, ни слова больше. Если я представляю Нейта, я не имею права разговаривать ни с кем из участников дела, имеющих своих представителей. За это я могу лишиться лицензии, а ты рискуешь быть привлечена как сообщница. На самом деле, чтобы я сейчас мог обсудить с миссис Маколи некоторые детали, ты и твоя мать должны уйти.
– Но… – Я беспомощно смотрю на маму.
Она встает, кивает и с решительным видом закидывает сумочку на плечо.
– Бронвин, он прав. Ты должна оставить мистера Кляйнфельтера и миссис Маколи наедине. – Ее лицо несколько смягчается, когда она встречается взглядом с матерью Нейта. – Желаю вам самого удачного разрешения этого дела.
– Спасибо вам, – говорит миссис Маколи. – И тебе спасибо, Бронвин.
Я должна бы испытывать радость: мне удалось убедить Эли взяться за это дело. Но он не знает и половины того, что знаем мы, и как же мне теперь ему обо всем рассказать?
Понедельник, 5 ноября, 18.30
В понедельник ситуация становится странно нормальной. То есть аномальной по-новому. Новоаномальной, что ли? Но смысл в том, что, когда я сажусь ужинать с матерью и Эштон, на дорожке не видны фургоны телевидения, а мой адвокат ни разу за весь день не звонил.
Мама ставит передо мной и Эштон два разогретых готовых ужина и садится между нами, держа в руке матовый стакан с чем-то желто-коричневым.
– Я не ем, – сообщает она, хотя мы и не спрашивали. – Я очищаюсь.
Эштон морщит нос.
– Мам, что это? Лимонад с кленовым сиропом и кайенским перцем? Такой противный вкус!
– Но результаты неоспоримы, – возражает мама, делая большой глоток.
Она прикладывает салфетку к слишком пухлым губам, а я смотрю на ее жесткие светлые волосы, на красный лак на ногтях, на облегающее платье, которое она надела в обычный понедельник. Я буду такой через двадцать пять лет? От этой мысли аппетит у меня становится еще слабее, чем был минуту назад.
Эштон включает новости, и мы снова смотрим репортаж об аресте Нейта, где показывают интервью с Эли Кляйнфельтером.