Дуэль и смерть Пушкина (Щеголев) - страница 402

С. 100. В настоящее время известен подлинник письма, хранившийся у потомков секретаря Бенкендорфа и почитателя Пушкина, лицеиста VI выпуска П. И. Миллера. У верхнего края первой страницы письма находится несколько стершаяся карандашная запись рукой П. И. Миллера: „Найдено в бумагах А. С. Пушкина и доставлено графу Бенкендорфу 11 февраля 1837 года". Этот факт Миллер еще раз подтверждает в черновой записке, посвященной истории гибели Пушкина: „Письмо к гр. Бенкендорфу он <Пушкин> не послал, а оно найдено было в его бумагах после смерти, переписанное и вложенное в конверт для отсылки" (см.: Эйдельман Н. Я. Десять автографов Пушкина из архива П. И. Миллера/Зап. ОР ГБД 1972. Вып. 33. С. 308—309). Показав письмо Бенкендорфу, Миллер оставил его себе „на память", и вскоре после смерти Пушкина оно, в числе других документов, стало распространяться в так называемых „дуэльных сборниках" (см. о них примеч. на с. 474 наст. изд.). Таким образом, сведения Бартенева об этом письме, идущие от Вяземских и Миллера, были подтверждены находкой автографа с пометой Миллера.

С. 101. ...письмо это осталось непосланным... 21 ноября Пушкин написал два письма —к Геккерну и Бенкендорфу, и оба письма остались неотправленными. Как связывались в сознании Пушкина неотправленные письма? Казалось бы, что каждое из них опровергает другое и что отсылка этих двух писем одновременно психологически невозможна. Оскорбительное письмо Геккерну вело к дуэли, письмо к Бенкендорфу — должно было ее остановить. Предположение, что Пушкин, оскорбляя Геккерна, т. е. провоцируя дуэль, предпринимал шаги к тому, чтобы дуэль не состоялась,— невозможно. В письме к Бенкендорфу Пушкин прямо обвинял посланника в составлении анонимных писем, отказываясь представить какие бы то ни было мотивы своего обвинения. Он не требовал „правосудия", но мог надеяться, что правительство обратит внимание на то, что „недавно произошло" в его семействе, и поступит, как сочтет нужным. А могло счесть нужным разобраться в истории с пасквилем и не только выразить свое неудовольствие посланнику, но и принять меры к удалению его из Петербурга. Наверное, мысль о том, что Геккерна могут удалить из Петербурга, мелькнула в сознании Пушкина, когда он готов был заявить правительству, что посланник Нидерландского королевства — мерзавец, занимающийся составлением подметных писем (да еще писем, в которых содержатся намеки на двух императоров — покойного и царствующего).

Мог ли надеяться Пушкин, что обвинение, не подтвержденное конкретными доводами, будет принято? Когда писал письмо, очевидно, думал, что царю достаточно его слова; написав письмо и обдумав его еще раз —в этом усомнился. Поэтому можно предположить, что письмо к Геккерну было написано только тогда, когда отпала мысль о посылке письма Бенкендорфу. Подтверждение этого имеется в словах самого Пушкина. В ноябрьском письме к Геккерну есть фраза, которая сразу же была вычеркнута Пушкиным: „Быть может вы желаете знать, что помешало мне до сих пор обесчестить вас в глазах дворов нашего и вашего" (Акад. Т. 16. С 190). Истолковать ее можно только так: хотел „обесчестить" (написал письмо к Бенкендорфу), но не стал (не отослал его). Эта вычеркнутая фраза не оставляет сомнений, что Пушкин имел два плана мести, что он колебался, какой из них выбрать, остановился на втором (письмо к Геккерну), прочитал его Соллогубу, и только вмешательство Жуковского, по-видимому, остановило отсылку этого письма (см. вступит, статью, примеч. к с. 10—11 наст. изд.).