Дуэль и смерть Пушкина (Щеголев) - страница 435

(см. выше, с. 175—178 наст, изд.), Даль написал отчет в начале февраля (см. выше, с. 178—181 наст, изд.), а в середине месяца он уже распространялся в списках (см.: Переписка Станкевича. Пг., 1914. С. 258), Е. Н. Мещерская выступила с письмом около 14 февраля (см.: Я. в восп. 1985. Т. 2. С. 389—390), в то же время Вяземский при содействии жены закончил свое письмо к Михаилу Павловичу (см. выше, с. 221 — 231 наст. изд.). Минусы поставлены около двух фамилий — Данзаса и Виельгорского. Первый был под арестом, а второй не любил никаких общественных выступлений (см. запись в дневнике А. И. Тургенева о Виельгорском 1 января 1837 г.: „Вельгурский вредно-равнодушен к казням" — с. 241 наст. изд.). Плюс, поставленный Плетневу, отличает его выступление от всех остальных. Плетнев готовил статью о Пушкине для публикации в т. V „Современника" (И. Боричевский рассматривает этот знак как зачеркнутый минус, т. е. как свидетельство того, что на него Жуковский не рассчитывал. Указ. соч. С. 387). Из близких, присутствующих около умирающего Пушкина, лиц Жуковский не внес в список Тургенева. Боричевский объясняет это так: Тургенев „начал писать свои послания о смерти Пушкина еще при его жизни. И чуть ли не каждый день засыпал разных лиц новыми письмами или копиями прежних. Жуковскому не было нужды включать его в список: так же, как и самого себя" (Указ. соч. С. 387).

Запись седьмая

Разбор сделан.

Расположение.

Протестую.—Донос на меня.

Что буду делать с ма<нускриптамй>

Что же оказалось Мое положение Что оказалось о Пушкине Его раздраже<ние>

Его положение

письма Бенкендорфа предубеждение его Его образ мыслей

письмо к Чад.<аеву> цензура

С амод.<ержавие>

Июль Польша Его смерть Слухи

Студенты Мещане Купцы речи Граф Строганов

Нельзя же остановить многие посещения Фрак

Вынос и жандармы Перемена церкви

удвоенное де<журство>

толки

народ на площади оскорблен<ие>

М инистры

Церемония в церкви и поклонение гробу Непозволение печатать Критика Дондука Отчего все эти страхи.

чего боялись объявить отпуска но он был невозможен Сильно сшиблись Сильно оскорблен Какой контраст с государем

Большая часть седьмой записи соответствует отдельным положениям письма Жуковского к Бенкендорфу —см. с. 206—221 наст. изд. Это и навело Щеголева на мысль, что вся она является конспектом этого письма. Между тем здесь продолжается начатое в третьей записи изложение событий после смерти Пушкина—сперва связанных с „посмертным обыском" на квартире поэта, потом с обстоятельствами отпевания Пушкина и реакцией в обществе на смерть поэта. Конец записи (начиная со слов „непозволение печатать") тоже касается событий, которые разворачивались вокруг мертвого Пушкина, но которые Жуковский обходит в своем письме. Речь идет о „непоз-волении печатать" некрологи Пушкина, о выговоре, который получил А. Краевский за публикацию некролога Пушкина в «Литературных прибавлениях к „Русскому инвалиду"», о запрещении отпусков студентам в день отпевания Пушкина, о „сшибке" Жуковского с Дон-дуковым-Корсаковым —председателем цензурного комитета и попечителем университета, который запретил отпуска студентам и сделал выговор Краевскому. Отношение Дондукова-Корсакова к мертвому поэту, по мнению Жуковского, было „контрастом" к тем „милостям", которые оказал семье Пушкина „государь", —на Жуковского все еще продолжает действовать принятая Николаем I поза монарха-благо-детеля. Боричевский трактует слово „он" в записи „но он был невозможен" как „заговор", в котором обвинили друзей Пушкина, будто бы пытавшихся использовать смерть Пушкина для возбуждения волнений в народе. По его мнению, „благонамеренный" Жуковский боится даже бумаге доверить слово „заговор". В действительности „он" —Дондуков-Корсаков. Полемику с интерпретацией Боричевского седьмой и восьмой записей см. в указ. статье Я. Л. Левкович.