С. 344. «Из С.-П. сообщают: „Перед смертью Пушкин просил имп. Николая о покровительстве своей жене, которую признавал невиновной, и своим детям, которых он оставлял без средств. Вместо ответа имп. послал к нему своего духовника, который спросил его, будет ли он, умирая, упорствовать в своих атеистических мыслях, которые исповедовал всю жизнь. После того, как Пушкин ответил, что он раскаивается и отрекается от своего материализма, ему сообщили перед смертью, что имп. назначает пенсию в две тысячи рублей его вдове и что все его дети будут помещены в государственные заведения“» (фр.).
С. 344. под влиянием... государя. См. примеч. на с. 497 наст. изд.
VIII. Рассказ князя А. В. Трубецкого об отношениях Пушкина к Дантесу
С. 353. Здравствуй (фр.).
С. 354. Очень срочно (фр.).
С. 354. Любовная записка (фр.).
С. 354. Опровержения (фр.).
С. 354. Забавных рассказов (фр.).
С. 358. Позднее дневник А. Н. Вульфа был напечатан отдельным изданием: ВульфА. Н. Дневники: Любовный быт пушкинской эпохи. М., 1929.
С. 358. Предположение Щеголева не может быть принято. Известно только одно свидание Н. Н. Пушкиной с Дантесом на квартире И. Полетики 2 ноября 1936 г. (см. выше, с. 469). Попытка Щеголева подтвердить рассказ Трубецкого тем, что „слухи о возможном браке Дантеса... распространились еще до 4 ноябр.t, опровергнута обращением к автографу письма О. С. Павлищевой (см. выше, с. 477). Это подтверждает и письмо Е. А. и С. Н. Карамзиных, которые узнали о сватовстве Дантеса только в середине ноября (см. с. 478).
С. 359. Запись Жуковского прочитана неверно. Вместо „неизвестное" следует читать „незнание“(см. выше, с. 520).
С. 359. Верную оценку воспоминаниям Трубецкого дала А. Ахматова: „Щеголев недооценил мемуары Трубецкого, — пишет она.— Все, что там сообщено, говорит не Трубецкой, а сам Дантес (и отчасти Полетика, что все равно. <..> Только от самого Дантеса Трубецкой узнал, что Пушкин дрался не за жену, а за свояченицу; это должно было обелить „бедного Жоржа" и втоптать в грязь Пушкина, обесчестившего порученную ему матерью молодую девушку, <..>
Все, что диктует Трубецкой в Павловске на даче,—голос Дантеса, подкрепленный одесскими воспоминаниями Полетики. Трубецкой ни Пушкина, ни его писем, ни сочинений о нем не читал; он по серости своей свято поверил фольклорной истории с поцелуем, углем, лампой, свечкой... усами. Дантес казался ему идеалом остроумия, изящества, умения вести себя с женщинами..." (Ахматова. С. 138). О слухах или „сплетнях", порочащих Пушкина, пишет в своих воспоминаниях А. О. Россет (см. наст, изд., с. 363). Сплетни эти достигли и близких Пушкину людей. Их повторяет О. С. Павлищева