С мыслью о Юлике Сима на цыпочках подошла к двери. Вообще-то в квартире были две двери, но запоры имелись только на первой, внешней, что выходила в подъезд. Там же находился и глазок. Но чтобы добраться до него, надо открыть внутреннюю, довольно скрипучую.
Между тем кто-то продолжал названивать в дверь, и казалось, что весь город замер, прислушиваясь к этому назойливому, настойчивому и какому-то даже злому и невероятно громкому в этот вечерний час трезвону.
Полиция? Соседи? А может, она залила кого?
Сантиметр за сантиметром она открывала первую дверь, чтобы добраться до второй. Старалась не скрипеть и делала отчаянные широкие движения, когда чувствовала, что вот сейчас снова раздастся звонок, и тогда его ритмичный звон перекроет скрип двери. Наконец ей удалось открыть дверь настолько, чтобы втиснуться в тесное пространство между дверями и заглянуть в глазок.
Слава богу – не полиция. Какой-то парень. Глаза бешеные, смотрит куда-то мимо Симы через глазок и еще какие-то только ему известные пространства в надежде увидеть посмуглевшее от болгарского загара лицо Валерии Бариновой. И не понимает как будто, что даже если бы за дверью спряталось много Лер Бариновых, вряд ли он смог бы увидеть их со своей позиции. А вот находящиеся внутри квартиры обитатели увидят его непременно, разве что с раздутым, гротескно искаженным многослойной линзой носом, как в комнате смеха.
– Лера, открой, я знаю, что ты дома. Я видел, что у тебя включен телевизор. Не думай, что я ничего не понимаю… Открой, и я тебе все объясню.
Щеки Симы запылали. Вот ужас-то! Значит, она неплотно закрыла окно?
Надо зажмуриться и зажать ладонями уши, чтобы не слышать, что еще скажет этот парень. Получается, что он уверен, что в квартире именно Лера. Что ж, это уже неплохо, ведь в этом случае он точно не станет обращаться в полицию. Какое счастье, что он полон уверенности в том, что в квартире находится Лера и никто другой, что ему и в голову не может прийти, что здесь прячется девушка-бомж по имени Сима – вокзальная шлюха, дешевая уборщица всех привокзальных киосков, попрошайка, конченый, в сущности, человек.
Ей вдруг показалось, что она стала расти вниз, уменьшаться, съеживаться, превращаться в неопределенное зоологами животное. Такое с ней случалось не раз, когда ей было очень плохо, когда она с температурой, голодная брела куда глаза глядят или же когда какой-нибудь обладающий завидной физической силой мужчина ночью, под стук проходящих мимо поездов, насиловал ее, зажав в мертвом тамбуре мертвого неподвижного вагона. Вот тогда она и ощущала себя каким-то непонятным существом, животным, напоминавшим покладистую и безмолвную козу или овцу, которую рано или поздно все равно заколют и съедят…