— Я пойду, спасибо за платье, — прошипела я. Надеюсь, пятна можно будет вывести.
— Пойдем, Джейкоб, тетя Фелисити не привыкла к детям. Может, ей лучше провести праздники дома.
Малыш заплакал, когда у него отобрали новую забаву. Анна взяла его на колени и бросила на меня ядовитый взгляд.
Я постаралась исправить положение, насколько еще было можно.
— Принести что-нибудь к столу на Рождество? — спросила я. — Десерт там какой-нибудь?
— Ты же каждый год приносишь, чего спрашивать! — огрызнулась сестра. — Конечно, принести. Я же не могу одна обо всем беспокоиться. Братец Джереми притащится. Наведи красоту, что ли. Может, он тебя наконец заметит.
— Ладно, тогда увидимся через четыре дня. Принесу десерт. — Я покинула этот гостеприимный кров и с облегчением вздохнула, закрыв за собой дверь.
Брата Джереми мне не надо ни даром, ни с приданым! Век бы его не видать!
Однако не зря я таскалась сегодня сюда, как в Каноссу:[8] теперь у меня есть платье и я могу идти на бал!
Вообще-то, сочельник — это праздник! Ему принято радоваться! Принято отмечать его среди родных и близких, в тесном кругу. Принято дарить подарки, смеяться, веселиться, обнимать и любить друг друга.
Вообще-то.
Чем ближе я подходила к дому сестры, тем тяжелее становилось на сердце. Я уныло тащилась позади матери под мелким тоскливым дождем. Но мать была весела. Что-то бормотала себе под нос, напевала, болтала какую-то бессмысленную ерунду вроде «А помнишь?». Лондон был необычно тих. Иногда из окон домов слышались голоса и смех.
Вот, наконец, и таунхаус сестры.
— Ой, как красиво-то! — заверещала мать, блестя глазами.
Я промолчала. Анна украсила весь фасад гирляндами лампочек, а в палисаднике стояли светящийся олень и такой же снеговик. Дорожку к двери с обеих сторон освещали фонарики в виде звезд, а на подоконнике детской комнаты блистал Санта-Клаус на лыжах. И все это сверкало и переливалось множеством ярких разноцветных огней. Не хватало растяжки через улицу: «Мир вам, все люди в мире!»
Казалось, это сделано в назидание мне: смотри, на этот раз, мол, Рождество так Рождество! Праздник так праздник! И не смей киснуть, тоскливая дуреха!
Дом сестры был самый освещенный на всей улице. До китча недотягивает, но где-то рядом! Зато мать была в восторге.
Подойдя ко входной двери, мы услышали, как орет Джейкоб, ругается Джереми и причитает Анна.
— Ах ты, господи, — испугалась мать, — боюсь, мы некстати. Пойдем лучше.
И она повернулась, чтобы уйти.
— Мама, — я удержала ее за рукав, — они нас ждут.
Мать неуверенно поглядела на дверь, все еще сомневаясь, стоит ли звонить.