– Мы думаем, что для чести рода и для самой Ингер ей лучше оставаться там, где она сейчас, – кивнул Горм. – Если, как ты говоришь, она и Рагнвальд привязаны друг к другу…
– У меня создалось такое впечатление, – хмуро подтвердил Регнер. – Очень жаль, что никто из нас не приметил этой привязанности раньше!
– Что о том тужить, чего нельзя воротить? Нет, сейчас нам больше нельзя углублять раздор с Инглингами. Даже мстить еще рано. Это вовсе не значит, будто я намерен оставить без отмщения смерть моего старшего сына. Просто она должна будет осуществиться вовсе не через дочь Олава. Я поговорю об этом с Харальдом, когда он вернется. А Гуннхильд… я хочу, чтобы ты, Регнер, отвез ее на Бьёрко и передал родичам. А с ней приданое моей дочери Ингер и согласие на брак при условии, что Южная Ютландия остается во владении Инглингов и впоследствии будет передана детям Ингер. Когда вернется Харальд, он приедет на Бьёрко, чтобы присутствовать на свадьбе – ведь ждать осенних пиров больше ни к чему… Но боги не так суровы к нам, как может показаться, – попытался Горм утешить жену и приближенных, хотя сам лишь с большим усилием сохранял бодрый вид. – Ведь теперь может случиться лишь одно из двух. Если боги с нами, то чуть раньше или чуть позже они дадут нам возможность отомстить и возместить все потери. А если не с нами… что ж, в Южной Ютландии станет королевой моя дочь. Разве это плохо? Ты ведь всегда хотела, чтобы Ингер стала королевой.
И Тюра, и дружина видела, что Горм не говорит всего, о чем думает, но спорить с ним никто не стал. А он приказал позвать Гуннхильд, которая почти не выходила из женского покоя.
– Собирайся в дорогу, девушка, – сказал он ей. – Ты поедешь в Бьёрко, к твоему отцу и брату, как они того пожелали.
Гуннхильд глянула на него в удивлении: из невесты старшего сына превратившись в члена рода кровных врагов, она не ждала для себя ничего доброго.
– Также я прошу тебя быть доброй родственницей моей дочери Ингер. Ее свадьба с твоим братом должна быть вскоре справлена по закону, – продолжал Горм. – Не знаю, приведется ли нам еще увидеться, но я прошу тебя помнить, что мы были добры к тебе… И мне очень горько, что из-за… что судьба лишила меня радости видеть тебя женой моего…
Он умолк, не в силах дальше говорить об этом. Гуннхильд, сама едва сдерживая слезы, не поднимала глаз. Она понимала, что Горм идет против обычая, но уважала его за великодушие и силу. Нужно ведь очень много силы духа, чтобы не мстить тому, кто слаб и находится в твоей власти.
– Сколько бы мне ни пришлось прожить, я всегда буду помнить твою доброту и великодушие, – с трудом выговорила она. – Поверь, мне больно… что я должна уйти из твоего дома, когда я… уже думала, что останусь здесь навсегда…