При мысли о Кнуте Гуннхильд вновь принималась плакать, хотя прошло уже немало дней. Вся жизнь ее рухнула. За эти месяцы она привыкла к Эбергорду, к семье и домочадцам Горма, привыкла к мысли, что останется здесь на всю жизнь и даст продолжение этому роду. Харальд волновал и притягивал ее больше, чем его старший брат, но внезапную гибель в расцвете лет своего жениха она переживала очень тяжело, страдая как за него, так и за себя. Если бы не Харальд, они с Кнутом отлично поладили бы и прожили прекрасную долгую жизнь, как Горм и Тюра. Да и Харальд не смог бы ей помешать – Гуннхильд надеялась, что со временем брак с Кнутом излечил бы ее от ненужной страсти к его младшему брату.
И, сколь ни кажется это противоречивым, при мысли о Харальде ее слезы начинали литься сильнее. Горм отослал ее до того, как его младший и ныне единственный сын вернулся из Хейдабьора, и Гуннхильд перед отъездом не успела его повидать. Горм считал, что так будет лучше. Он знал, что Харальд и раньше недолюбливал дочь Олава, свою будущую невестку, а теперь, когда его брат погиб, встреча не сулила ничего хорошего. Не видя ее, Харальду будет легче держать себя в руках и рассуждать здраво. Впрочем, увидеться им еще придется – он приедет сюда, вернувшись из Хейдабьора, чтобы от имени рода принять участие в свадьбе Ингер. Но после случившегося Гуннхильд страшила эта грядущая встреча: представляя, как увидит ненависть в его сверкающих голубых глазах, она жмурилась и думала, что лучше ей умереть, чем дожить до этого.
Когда Регнер вернулся из Бьёрко с мертвым телом Кнута, заодно он привез требование Олава прислать к нему его дочь. А иначе он, мол, продаст Ингер какому-нибудь работорговцу, уезжающему в Серкланд. Даже вычислил примерную цену, которую за нее можно будет получить. Всем в окрестностях Эбергорда – и хирдманам, и хёвдингам, и простым бондам – это требование и угроза показались непомерно наглыми. Сам собой собрался тинг, и люди сказали Горму, что желают немедленно снарядить корабли, чтобы отмстить за смерть Кнута и вернуть Ингер домой. Но Горм, ко всеобщему удивлению, решил совершенно иначе и сразу принял требование своего соперника!
– Ведь у них остается Ингер, – напомнил он Регнеру и прочим, кто жаждал мести. – И если мы не вернем Олаву Гуннхильд, наша дочь может стать рабыней.
– Но если мы вернем Олаву его дочь, у него будет заложница, а у нас нет! Или он обещал вернуть и Ингер?
– Нет уж, этого не надо! – Тюра с заплаканным лицом и покрасневшим носом горестно покачала головой. – Если еще наша дочь вернется, побыв наложницей Рагнвальда… Как будто мало горя на нас свалилось!