– Ты прав, родич! – воскликнул Олав. – Я не отступлю ни на шаг! А может, нам лучше…
– Прошу тебя, сделай, как я сказал, – мягко, но твердо перебил его Горм. – Главное для нас действовать согласованно, и все получится как надо, если каждый будет делать свою часть общего дела.
Олав всегда не любил исполнять замыслы, созданные кем-то другим, и поэтому всю жизнь ссорился со старшим братом Сигтрюггом Злодеем; но, поскольку он сам часто призывал воинов послужить общему делу, против этих слов Горма у него не нашлось возражений.
Войско выстроилось, перегородив долину стеной щитов. Это было величественное зрелище: после летних походов все обзавелись новыми щитами и выкрасили их, так что теперь долина пестрела яркими пятнами, будто весенний луг. Цветы войны, подумалось Харальду. Он стоял на левом крыле, откуда ему была видна вся протяженность строя. В середине трепетал черно-красный стяг Горма, справа – белый вепрь на синем поле, стяг Олава, посвященный Фрейе. Ведь она из тех богинь, что одной рукой несут жизнь, а другой – смерть. Харальд ясно видел ее сейчас: прекрасная рыжеволосая дева, сидящая верхом на вепре с золотой щетиной, улыбалась ему с призывом и лукавством, как старому знакомому.
Да, и он давно ее знает… Давно? Он впервые увидел ее чуть более полугода назад, но уже тогда ему показалось, что он знал ее всегда. Эту рослую стройную фигуру с пышной высокой грудью, волны янтарных волос, ясные светло-серые глаза, золотистые веснушки на немного вздернутом носу, румяные губы, так легко и охотно расцветающие улыбкой – всю ту пленительную, манящую, вдохновляющую, порой пугающую и все равно желанную стихию женщины, чья природа так отлична от его мужской природы и именно поэтому является ее неотделимой частью. Фрейя провожала его на этот бой, молчаливо обещая дождаться и встретить: на этом свете или на том, в усадьбе Эбергорд или в небесных палатах, где щиты вместо кровли. Главное, они будут вместе. Это так же верно, как то, что каждый из них является собой, ведь это единство заложено в сути каждого из них. Однажды ему открылась эта истина, и больше он не забывал о ней, хотя и не всегда ему удавалось примирить свою человеческую судьбу со своей божественной природой, что дремлет в каждом человеке из рода конунгов. Но сейчас, чувствуя где-то рядом тень богини Хель, Харальд знал: смешно и нелепо пытаться загасить в себе этот божественный огонь. Если такие, как он, сделают это, тьма повиснет над всем человеческим миром.
Ну да хватит об этом. Тряхнув головой, Харальд вернулся мыслями к настоящему и подозвал к себе невысокого молодого хирдмана с длинными и пушистыми, на зависть любой девушке, светлыми волосами.