— На кого?
— Александр Васильевич, давайте уж без всяких там этих… Как это — околичностей, да? Просто, как два старых партийных товарища… Или вы свой партбилет уже — того? А? Все ведь знает, гад. Да я и не скрывал никогда, так что каждый мог узнать. Просто не у каждого такой персонал вышколенный, не у каждого дача такая, ковер и повадки — не у каждого.
— Мой партбилет дома.
— А мой — со мной, — он сунул руку в карман пиджака, достал красивый крокодиловый бумажник, а из него вытянул из бокового отделения красную книжицу знакомого образца. Протянул мне.
— Зачем это?
— Посмотрите, посмотрите. Полистайте. Ну, посмотрел, повертел в руках. Фотография старая, но похож.
Фамилия стандартная, птичья. Всяких Соловьевых и Скворцовых с Воробьевыми я в своей жизни повидал даже больше, чем Ивановых.
Интересно, а вот страниц с партийными взносами нет. Все-таки другая форма. Хоть и похоже очень на мой, образца семидесятых.
— Теперь, надеюсь, между нами, членами одной партии, секретов и умолчаний не будет? Ваш партбилет мы уже смотрели. Должны же были мы проверить, да? Стаж ваш будет подтвержден, если вы беспокоитесь о партийных взносах и участии в партийной работе. Вы, я гляжу, удивлены? Чему?
— Понимаете, я не вступаю в разные там КПРФ и прочие «бэ».
— А кто вас туда толкает? Он приостановился, чтобы зажечь трубку специальной длинной спичкой. Посмотрел с некоторым удивлением на меня:
— Вы же член КПСС? Не выходили из партии? Партбилет не жгли? В горком не относили? Идеалы коммунистические помните? Устав читали?
Так? И даже, как я слышал, были в номенклатуре? Молчу. Что тут говорить? Пусть издевается. Он сейчас в силе. У него, вон, охрана с оружием. У него молодежь во дворе, как мушкетеры во дворе своего капитана. Теперь молчит уже он. Курит трубку и молчит. И смотрит. Не выдерживаю первым:
— Вы не могли бы как-то ускорить этот процесс? Ну, объяснить, что ли, зачем привезли, что вы от меня, собственно, хотите? У меня же все равно ничего нет: ни квартиры, ни машины… Зачем я вам? Просто поиздеваться? Черт, щеки-то горят. Наверное, покраснел, как школьник перед учителем, застукавшим за чтением шпаргалки.
— Я понимаю, что вам не верится. Столько лет, конечно. Но все же — неужели вы всерьез думали, что КПСС — это вот те кусочки, которые сейчас называются по-разному? Неужели вы ни разу не подумали, что где-то и что-то просто не могло не сохраниться? Все же, напомню, нас было девятнадцать миллионов. Не все же они — «карьеристы и стукачи»?
Но, ладно. К делу. А дело у меня к вам будет такое. Оказывается, хотелось этому молодому по сравнению со мной человеку поговорить о роли личности в истории. И как-то вот так получилось, что-то он задел. А может, просто хороший психолог. Или даже психотерапевт. Сейчас многие руководители даже специально учатся на психологов. Или там всякое НЛП. Или еще соционика. Модно это. В общем, зацепились мы языками. Он мне пример, я — другой. Он мне третий, я — Лениным его сверху, Лениным. И фантастику нашу обсудили с попаданцами в разные времена. И истории о странных смертях важных людей в переломные годы. И многое другое. Два часа пролетели, как не было. И только легкая головная боль и голод напомнили, что давно надо было быть дома. На своем диване у своего телевизора. Сегодня же футбол. А кроме футбола я там ничего и не смотрю — как такое вообще можно смотреть, не понимаю. Смотрят ведь, смотрят!