Что делать? Куда такие деньжищи нести? Что покупать? Да срочно, срочно, потому что ведь на всех всего всегда не хватает. Дефицит растет в цене. И вообще… И вот еще интересно: неужели так-таки всем поровну? Неужели не обманут и себе больше не припишут? Даже не верится. Вот, еще пятнадцать минут, еще немного совсем, и настанет этот день. И узнаем мы, кто и что, и как, и кого рождает: спрос — предложение, предложение — спрос, или деньги все же — к деньгам… Еще десять минут — и ЭТОТ ДЕНЬ.
Сегодня на ужин вдруг дали на отдельной тарелке кусок сладкого сливочного торта и половинку банана. То есть, фактически признание какое-то. И самому сразу стало будто теплее на душе и дышать легче — не зря мучился, не зря. В стену подолбили твердым и тяжелым, наверное, табуреткой. Виктор Васильевич взял чистую кружку и прижал к стене, а сам ухом — к кружке. Ответил двумя ударами каблуком ботинка.
— Алё! Василич! Ты там как сам? — раздалось, почти, как по настоящему телефону. — Живой еще? Трепыхаешься помаленьку?
— И неплохо живой, между прочим, — прокричал в кружку Виктор Васильевич. — Вот торт у меня на столе, бананов гроздь. Даже съесть все не могу — останется теперь на завтра. Он сыто цыкнул зубом, погладил себя по животу — хотя, кто бы это увидел через стену?
— О-о-о! Да ты просто крут! А мне вот сегодня бутылку вина принесли импортного. Вкусного! Черт побери, Васька опять впереди оказывается. Что он там сумел наклепать такого, что целую бутылку вина ему? За что ему? Виктор Васильевич нахмурился, перебирая в голове возможные варианты, потом закричал в кружку:
— Поздравляю, Михалыч! А что за тема-то? Каким образом попал в тренд? Ну, в струю, типа?
— Это личный разговор, Василич, — донеслось из-за стены. — Вот как в баню поведут, тогда и пошепчемся. Угу… Пошепчемся. Там и так на таких шепчущихся косо посматривают. Как-то сговорились там ребята в бане. Ну, сделали вдесятером одинаково. Чистенько так сделали. Премия, правда, была. А как же! За хорошее — премия, это закон. Правда, одна — на десятерых.
Все тогда смеялись. Эх… Сколько там на часах-то? За дверью раздался тройной сдвоенный удар звонкой морской рынды, а потом крик коридорного:
— Столичное время — двадцать часов! Это выходит, до полного отбоя и ночной тишины осталось еще целых три часа. Тут за режимом смотрели строго, и здоровье каждого было одновременно достоянием всех. То есть, не всех, кто именно тут, а вообще всех — всего общества в целом. Но ведь еще три часа до отбоя.
Можно попытаться сделать зачин на завтра. Утром поправить, к обеду уже сдать готовое. И ждать потом ужина, нервно шатаясь по узкой и длинной камере. Как медведь в зоопарке. Им там тоже тесно, так они стоят, бывает, и просто раскачиваются с ноги на ногу. Ужина ждут. Виктор Васильевич сел за стол, прицелился авторучкой в лист линованной бумаги, вывел первые слова. Надо попытаться так написать, чтобы перед другими не стыдно было, и чтобы самому хватало. Тут, конечно, голодом не морят. Сдал норму — получи пайку. И норма не гигантская, и пайка рассчитана до калории. А вот если сдашь больше, или если вдруг качество получится какое-то сверх обычного, или еще что-то — тут иногда не понять, на самом деле — то будет к пайке и разное, и вкусное. Вот, кусок торта сегодня на ужин. Хорошего торта