А зимой давали отпуск. Потому что по бортику не погуляешь в мороз. А сидение спасателей в будке за стеклом никого не успокаивало. И начальство тоже не понимало — за что платить мужикам, которые сидят в будке за стеклом. Вот летом работа видна. Вон работа, по бортику марширует, что-то руками показывает купальщикам. Сегодня Витька задержался. Он все дожидался, когда из воды выйдет девушка, с которой немного переговорили и даже чуток посмеялись.
Витька ее давно заметил, а сегодня умудрился с бортика красиво прыгнуть в воду, ласточкой, прогнувшись, прямо возле нее. Вынырнул, отфыркиваясь и закидывая назад длинный чуб, улыбнулся девушке, порекомендовал быть осторожнее и выполнять правила безопасности, расписанные на большом щите перед входом на территорию бассейна. А потом мощно подтянулся и сел на каменный бортик. Встал, прошелся туда-сюда, посматривая искоса на нее. Вроде, тоже смотрит, интересуется. Вот он и ждал ее теперь, сидя возле раздевалки. Так и не дождался. То ли прозевал уже, то ли она как-то иначе выходила. Или все еще плещется в теплой воде. Батон у него кончился, две бутылки из-под кефира аккуратно легли в чугунную урну. Если помыть, так и сдать можно, но Витьке сейчас надо было спускаться в метро, а потом еще с пересадками. В общем, выбросил. Он обошел бассейн, перешел площадь, спустился привычно в метро, бросив пятачок в автомат, дождался поезда и присел в уголке. Задремал. …
— Эй, слышь? Ну-ка, вставай, давай!
— Пьяный, что ли?
— Да не похоже, вроде… Чистый. И загар — видишь какой.
— Из Турции, наверное, приехал. Или из Египта.
— Ну, вставай, вставай уже, парень! Поезд дальше не пойдет! В ребро неприятно и твердо ткнулось что-то жесткое. Витька открыл глаза. Перед ним стояли два плотных мужика в незнакомой черной форме и в черных же матерчатых кепи, вроде тех, что в кино про фашистов. Один из них несильно, но ощутимо тыкал Витьке в бок длинной и жесткой черной палкой, резиновой по виду.
Точно, как в кино.
— Пьяный, нет?
— Я не пил, — хрипло со сна ответил Витька.
— А раз не пил, так катись, значит, вон — на волю. Поезд идет в депо. Витька вышел из вагона в знакомый зал, пошел, оглядываясь на этих, в черном и с палками. Поднялся по эскалатору, уже наверху, на выходе, додумывая медленно, что дурость ведь сделал, потому что надо было конечно ехать домой, отсыпаться, а не гулять по вечерней Москве. И пятак, получается, за так вот просто отдал орденоносному имени Ленина московскому метро. Он вышел под раскидистые липы, вдохнул глубоко… А выдохнуть как будто забыл. Бывает, когда забываешь вдохнуть.