Та, кого она охотно приняла бы за привидение, пригвоздила ее к месту взглядом, полным совершенно непередаваемой ненависти, и в свою очередь закричала:
– Жорж! Жорж! Что эта… эта особа делает в моем доме?
Мария Максимовна завизжала еще громче и на всякий случай отскочила за стол. Надо сказать, что она проделала свой маневр вовремя, потому что Наталья Дмитриевна сделала в ее сторону угрожающее движение.
– Ты его не получишь! – крикнула хозяйка дома, теряя самообладание. – Я уже говорила, что тебе его не отдам!
– Не смейте мне тыкать! – с достоинством возразила Мария Максимовна.
А дальше… дальше случился омерзительный, чудовищный, постыдный скандал с обычным в таких случаях набором оскорблений, угроз, воплей, испорченного и разбитого имущества, проклятий и пожеланий сопернице отправиться туда, где она уже никому не сможет причинить зла.
Князь скрылся во флигеле, Алексей расплакался, хотя раньше почти никогда не плакал, Владимир стоял с трясущимися губами, а Георгий Алексеевич, хоть поначалу и пытался унять двух фурий, махнул на них рукой, вышел в соседнюю комнату, достал бутылочку и налил себе водки. Опрокинув рюмочку и заметив, что руки у него до сих пор дрожат, налил себе еще одну и опрокинул также и ее, не закусывая.
– Пропадите вы все пропадом, – пробормотал он себе под нос, – вместе со своей любовью… К черту!
В дверь сунулся кто-то из прислуги, сдавленно охнул и предпочел скрыться с глаз. Георгий Алексеевич подумал, что хорошо бы чем-нибудь закусить, но под рукой ничего не оказалось, кроме вазочки с вареньем. Вздохнув, хозяин дома забрался ложкой в варенье и обнаружил, что оно очень даже годится. Как раз когда Георгий Алексеевич размышлял, не повредит ли ему третья рюмочка, в комнату вошел бледный и словно угасший Володя.
– Мама выставила… – он хотел выразиться о Марии Максимовне недоброжелательно, но из остатков уважения к отцу сдержался, – госпожу Игнатьеву. Алексей плачет, я не знаю, что с ним делать.
– Выпьем? – просто предложил Георгий Алексеевич.
Володя мрачно поглядел на раскрасневшееся лицо отца, на его блестящие глаза, хотел предпринять что-нибудь мужское – рявкнуть, постучать по столу кулаком, да хотя бы просто поставить родителю на вид, что тот ведет себя недостойно, – но вместо того услышал свой собственный уставший голос:
– Давай.
Говорить им, в сущности, было не о чем. Семья рассыпалась, и оба это понимали – так же как и то, что характер Натальи Дмитриевны ни за что не позволит ей признать свое поражение. Госпожа Киреева будет бороться и всеми способами отравлять супругу жизнь, словно не замечая, что заодно превращает в ад и жизнь детей.