Не зная, что еще спросить, Амалия прошлась по гостиной. Горничная Соня, русоволосая, с мелкими чертами лица, вела себя как всегда. Дома все было как обычно. Муж приехал, потом уехал. Появлялась Полина Сергеевна, чтобы объяснить, куда делась Амалия – на случай, если Александр начнет беспокоиться. Быт налажен, никто не болеет, два дня отсутствия хозяйки ничего не изменили.
Или все же изменили?
«Нет, конечно, с внешней стороны все кажется благополучным, – напряженно размышляла Амалия. – Но почему Полина Сергеевна хотела, чтобы я задержалась на несколько дней у Киреевых? У нее была какая-то задняя мысль… Какая? Для чего ей могло понадобиться мое отсутствие?»
– На улице прохладно, – сказала Амалия наконец, поворачиваясь к горничной. – Я хочу, чтобы в моей спальне было тепло, позаботьтесь, пожалуйста…
– Да, сударыня. Будут еще какие-то распоряжения?
– Нет, наверное…
Соня удалилась, а Амалия, оставшись одна, по зрелом размышлении не могла не признать, что она просто смешна.
«Что свекровь может сделать мне сейчас, когда я уже замужем? Да попросту ничего…»
И она отправилась в детскую, к сыну, чтобы услышать его звонкий смех и видеть, как он протягивает к ней ручки.
Правила хорошего тона требовали, чтобы у приличных людей было много прислуги: горничная для госпожи, камердинер для хозяина дома, нянька для маленького ребенка, гувернантка для более-менее взрослого, кухарка, занимавшаяся готовкой, прачка – своя или хотя бы приходящая. Свой выезд – пожалте также и кучера, и конюхов; свой сад – прибавьте также и садовника. Но Амалию, которая привыкла жить скромно и обходиться минимумом помощников, раздражало обилие посторонних людей на территории, которую она считала своей. Кроме того, у нее имелся еще один повод для недовольства: собственные слуги, которыми она дорожила и которые стали уже почти что членами семьи, остались в старой квартире на Невском, вместе с матерью Аделаидой Станиславовной и дядюшкой Казимиром, братцем последней. Здесь, в новом жилище, была только прислуга Корфов, и хотя у Амалии не имелось к их работе никаких нареканий, она все же ловила себя на мысли, что не вполне доверяет этим людям.
«А если Соня что-нибудь от меня утаила? А если Полина Сергеевна велела ей…» – подумала Амалия, но на пороге детской позабыла обо всем.
Наигравшись с сыном и всласть налюбовавшись на него, Амалия перешла в кабинет и стала распечатывать адресованные ей письма. Стоит сделаться более-менее обеспеченным, как о вашем существовании узнают разного рода попрошайки и начинают бомбардировать вас жалобными письмами с просьбами о деньгах ввиду тяжелого – невыносимого – исключительного положения просителя. Тут были и бедные благородные вдовы, писавшие почему-то твердым мужским почерком, были отставные военные всех рангов и мастей, исключая разве что контр-адмиралов и генералов, сироты, на попечении которых после смерти родителей осталось до двенадцати человек братьев и сестер, и тому подобные плоды фантазии, цель которой одна: разжалобить вас и выцарапать хоть малую толику денег. Читая такие письма, Амалия жалела об одном: что в этом ворохе беспардонного попрошайничества наверняка пропадали письма реальных людей, которые действительно нуждались в помощи и которым зачастую было нечего есть.