– Хорошая женщина, – благоговейно промолвил Сергей Георгиевич, присаживаясь на кровать. – Золотая женщина. А вы, простите… я не расслышал вашу фамилию…
Бутурлин представился, опустив оборот «исполняющий должность» как слишком сложный для понимания собеседника, находящегося не в лучшей форме, и назвавшись для краткости просто следователем.
– Я веду дело вашей мачехи, – добавил он скучным официальным тоном, не сводя взгляда с лица Киреева и подстерегая малейшую его реакцию. – Скажите, у нее были враги?
Сергей Георгиевич ухмыльнулся и, наклонившись, стал что-то искать под кроватью – очевидно, недопитую бутылку.
– Однако как вы сразу к делу-то… а я-то думал… Врут, значит, книжки, врут безбожно. – Он тяжело вздохнул, не найдя искомой бутылки, которая, вероятно, уже давно была допита до донышка. – Ну был у нее один враг.
– И кто же?
– Я. – Сергей Георгиевич вздохнул снова. – Я ее ненавидел, уважаемый… простите, запамятовал ваше имя-отчество. История известная, и вам наверняка про нее уже рассказали в красках. Прибрала она к рукам моего отца, имение и все на свете, а я ей нужен не был. Лишний-с человек – но не как в литературе, понимаете, Онегины там разные, Печорины. Они-то с жиру бесились, а вот дать бы им такую мачеху, как Наталья Дмитриевна, они бы взвыли. Будь я государем, – доверительно сообщил Сергей Георгиевич, наклоняясь вперед, – запретил бы жениться во второй раз тем, у кого маленькие дети есть. Сначала детей на ноги поставь, а потом уже ищи себе новую отраду сердца… М-да.
Он икнул и прикрыл рукой рот.
– Скажите, у вас была мачеха? – прервав повисшее молчание, спросил вдруг Сергей Георгиевич.
– Нет.
– Тогда вы не поймете. – Киреев усмехнулся: – Каждый миг чувствовать на себе этот недоброжелательный взгляд, который подстерегает каждый твой промах… А, да что там говорить!
– Вы не пытались наладить с ней отношения? – не удержался следователь.
– И тут вы опять не понимаете, милостивый государь. Наладить отношения можно только с тем, кто желает этих самых отношений. Нельзя, знаете ли, налаживать что бы то ни было с тем, кто спит и видит, как бы от вас избавиться.
Он сгорбился на кровати, всклокоченный, тощий, жалкий. Ногти у него были грязные, обломанные, и весь он выглядел как обломок, который судьба объедала-объедала и отбросила, не объев до конца.
– А теперь она там же, где и моя мать. – Киреев поморщился. – Интересно, где ее похоронят. Не хотел бы я, чтобы они с моей матерью лежали вместе.
Дмитрий Владимирович собирался внести ясность и довести до сведения собеседника, что труп Натальи Дмитриевны еще не найден, так что толковать о ее смерти и тем более похоронах все-таки преждевременно, но тут из прихожей донеслось покашливание, и незнакомый следователю человек вступил в комнату.