Амалия расхохоталась, но дядя уловил в ее смехе истерические нотки и нахмурился.
– Дядя, – внезапно спросила молодая женщина, – скажите, вы когда-нибудь ненавидели кого-нибудь так сильно, что сердце словно сжимается от ненависти?
– И становится тяжело дышать, – задумчиво уронил Казимирчик. – Да, со мной такое случалось.
– И что вы делали, чтобы… чтобы вам стало легче?
Дядюшка нахмурился.
– Боюсь, это слишком… слишком сильный способ, – сказал он наконец. – Тебе он вряд ли подойдет.
– Ну а все-таки? Дядя, я не стала бы спрашивать, если бы…
– Хорошо, – сдался Казимир. – Я представлял себе, что мой враг лежит в гробу, неподвижный и безгласный, и больше ничего не может мне сделать. Понимаешь? Ничего.
Амалия недоверчиво посмотрела на своего собеседника.
– Я предупреждал тебя, что этот способ не для дам, – быстро добавил дядюшка.
– Странно, – пробормотала его племянница, – я даже не могу представить, чтобы кто-то мог внушить вам такую неприязнь… Вы всегда казались мне таким уравновешенным…
И еще она не сомневалась, что природный эгоизм Казимира предоставляет ему непроницаемую броню, которая защищает его от слишком сильных переживаний. Но сказать это вслух Амалия не осмелилась.
– Тот, кого вы ненавидели, кто это был? Мужчина или женщина?
– Семья, и даже хуже – мои родственники. – Казимир усмехнулся: – Опекуны, которые обчистили нас с твоей матерью и оставили без ничего, да еще попрекали тем, что мы стали для них обузой. И когда мне становилось совсем невмоготу, я воображал себе их похороны, со всеми подробностями. От этого опекуны не умирали, но я все же обретал некоторую… гм… надежду на будущее.
– Вы правы, ваш способ мне не подойдет, – вздохнула Амалия. – А другого нет?
– Почему нет? Есть. К нему как раз прибегла Эрменгарда Мейссен.
И собеседники засмеялись.
– Знаете, мне было очень плохо сегодня, – неожиданно призналась молодая женщина, перестав смеяться. – Так плохо, как давно уже не было. Но я поговорила с вами и… не скажу, что мне стало сильно легче… но все-таки легче. Чуть-чуть.
– Ты молода и чересчур порывиста, – сказал дядя, испытующе глядя на нее. – Знаешь, что я тебе скажу: надо все-таки немного верить в себя. Просто держи в уме, что любому, кто захочет тебя обидеть, ты сумеешь дать отпор – может быть, не сразу, а через какое-то время, но тем не менее. И помни, что в самом крайнем случае ты всегда сможешь найти подходящий колодец и запастись камнями.
– Ах, дядя, иногда я вам завидую, – вздохнула Амалия. – Вы…
Она хотела продолжить: «никого не любите, ничем не дорожите, и потому вам легче легкого в любых обстоятельствах хранить спокойствие», но что-то – возможно, понимающие глаза дядюшки – вынудило ее прикусить язык.