– Я не разыгрывала свое исчезновение, милостивый государь, – с достоинством проговорила Наталья Дмитриевна, глядя Бутурлину в глаза. – Я вообще не понимаю, о чем вы тут толкуете. Кажется, вы хотите меня в чем-то обвинить? В чем же? В проживании по чужому виду на жительство? Но я уже объясняла вам, что опасалась за свою жизнь…
– Она всегда умела так все повернуть, что виноват кто угодно, кроме нее, – сказал Сергей в пространство.
– И опасаясь за свою жизнь, вы оставили в лесу свою разодранную и окровавленную перчатку, соорудили поблизости пятно крови и создали видимость следов волочения тела к реке, – сказал Бутурлин Наталье Дмитриевне. – Не так ли, сударыня?
Его собеседница поджала губы.
– Я не понимаю ваших намеков, милостивый государь. Какая перчатка? Какое пятно? Мне ничего не известно о том, о чем вы толкуете…
Следователь внимательно посмотрел на нее и обратился к стражу:
– Николай Аристархович, остальные уже здесь? Отлично. Пригласите их сюда.
Сергей сел. Им овладело странное тупое безразличие и еще не покидало упорное чувство, что из полноправного действующего лица разыгрывающейся драмы он превратился в ничего не значащего рядового зрителя. Ничего не будет, он проиграл свою борьбу, как задолго до того проиграл свою жизнь; и ненавистная мачеха как верховодила, так и будет верховодить. Он услышал стук двери – и поднял глаза.
Николай Аристархович впустил в кабинет Георгия Алексеевича, за которым следовали сыновья. Глава семьи нервничал, Володя казался встревоженным, Алексей был сконфужен и смотрел куда-то в угол, мимо всех присутствующих.
– Мама! – ахнул старший сын. – Мама, ты жива… – Он бросился к ней, стал целовать ее руки и заглядывать в лицо. – Боже мой, какое счастье! Но что это было тогда? Я не понимаю…
Георгий Алексеевич понял первый, и его лицо потемнело.
– Ты… ты играла комедию?
Володя оцепенел. На несчастное лицо Алексея было жалко смотреть.
– Ваша жена тайно уехала в Петербург и проживала там по чужому виду на жительство, – сказал следователь Кирееву. – Ваш старший сын вообразил, что убил ее… возможно, под влиянием винных паров или потому, что ему так хотелось.
– Во исполнение давней мечты, – проскрежетал Сергей. – Топор я купил уже после того, как стало известно об убийстве… решил взять вину на себя. – Он усмехнулся: – Более приятной вины я не мог себе представить…
Следователь посмотрел на него, дернул щекой и стал своим стремительным косым почерком заполнять бумаги.
– Я еще вызову вас для дачи показаний, Наталья Дмитриевна, – бросил он, не поднимая головы от бумаг. – Вас, Сергей Георгиевич, я отпускаю. Вопрос о создании помех правосудию в вашем случае все же весьма спорный, потому что дело изначально было сфальсифицировано.