— Можно я…
Тесть охотно мотыгу зятю отдал, а сам другим делом занялся — банановые пальмы стал сажать. Заметил зять, что тесть занятие переменил, опять к нему подбегает, говорит:
— Дайте я…
Тесть разрешил зятю пальмы сажать, а сам пошел бамбук рубить. Зять тут как тут — резак у него из рук вырывает. Разозлился тесть на зятя: за все он берется — ни одного дела до конца не доводит. Бросил тесть с досады работу и домой пошел. По дороге не заметил, как головную повязку потерял — на колючем кусте повисла. Зять без головной повязки шел, но не растерялся: рубаху с себя скинул, на куст повесил.
Тесть сердитый в дом вошел, жену ругает:
— Глупая ты женщина! Выбирала-выбирала зятя и выбрала дурака. Из-за него у меня сегодня полдня пропало.
Подошел тесть к жене и со зла ногой ее пнул. В этот момент зять вбегает, запыхался бедняга. Увидал он, что тесть тещу пинает, тоже с размаху такого пинка ей дал, что она сразу замертво рухнула.
Жил некогда глупец, какого свет не видел. Надумали как-то приятели подшутить над ним: обрили наголо, отнесли в храм Будды и там оставили.
Пришел в себя глупец, видит — лежит он в храме Будды, потрогал голову — бритая. Понять не может, он это или монах.
— Я это или монах? — вслух спросил глупец.
Никто ему не ответил. «Ладно, — решил он, — пойду-ка я домой, там разберусь. Если моя собака не залает, значит, это я».
Подошел глупец к дому. Увидала бритоголового собака, не узнала и давай лаять. Решил глупец, что он — это не он, и с тех пор в свой дом больше не показывался.
Жил на свете один скопидом. Всю жизнь только и знал, что богатство наживал. Когда пришло время умирать, позвал он сыновей и спрашивает:
— Видно, конец мой настал, но перед смертью хотел бы узнать я, как вы меня хоронить собираетесь?
— Батюшка у нас человек бережливый, и мы, дети, тоже не посмеем роскошествовать, — начал старший сын, чтобы угодить отцу. — Купим гроб подешевле и, как полагается, скромно предадим тело земле на нашем поле. А больше — ни-ни! Никаких расходов!
Скаредный старец от злости глаза выпучил, головой затряс.
— Ты мот! — говорит он старшему сыну. — Только и можешь отцовское добро проживать.
Тогда второй сын молвил:
— Вы правы, батюшка, расточительство это. Я считаю, что никакого гроба не надо, довольно и старой циновки.
Но скупой старик все головой крутит, все недоволен:
— Какое мотовство, подумать страшно!
Понял младший сын, куда отец клонит, и сказал:
— Что может быть сильнее любви отца к своим детям? Батюшка для нас при жизни ничего не жалел, а уж после смерти и подавно ничего не пожалеет. Отчего бы нам, когда батюшка закроет очи, не разделать его тушку и не снести на рынок?