— Нет. — Феба пыталась оторвать заусенец на пальце. Последовало долгое молчание, прежде чем она тихо спросила: — Я просто подумала… какой она была тогда?
— Кто? — растерянно спросила Лайла.
— Моя мама.
— А. Ну да. Секундочку… — Лайле нужно было остановиться и, сделав небольшую паузу, подумать над этим. Наконец выражение ее лица смягчилось в слабой улыбке. — Она была милой и забавной. И к тому же совершенно бесстрашной. Рядом с домом, где они с матерью жили, росло большое ореховое дерево, и она лазила на крышу, чтобы собирать орехи, которые туда падали. Однажды Абби соскользнула вниз и, вероятно, свернула бы себе шею, если бы не зацепилась за ветку. Мы все думали, что после этого Абби будет бояться высоты, но на следующий день она уже снова была на крыше.
Это воспоминание зажгло искру былой привязанности, которая, вспыхнув, продолжала тлеть в ее душе. У них ведь с ней были и свои общие приключения, разве не так? Однако сейчас Абигейл не хотела простить ее и ничто не могло заставить ее изменить мнение.
— Только подумать: если бы она действительно свернула себе шею, никого бы из нас здесь не было.
Лайла подняла взгляд на Фебу, и ее передернуло от такого нездорового поворота мыслей. Но потом она почувствовала, что Феба всего-навсего проверяет ее, чтобы посмотреть на реакцию, и поэтому спокойно ответила:
— Я об этом нисколько не жалею. А вы? — Уж лучше она будет стоять здесь на коленях и драить чью-то ванну, чем пойдет по тому немыслимому пути, который выбрал Гордон.
Феба не ответила. Она просто стояла и внимательно рассматривала Лайлу, не слишком дружелюбно, но и без открытой враждебности. Лайла видела, какая уязвимость скрывается за этой жесткой маской: печальная маленькая девочка в теле молодой женщины. Наконец Феба сказала:
— Я буду у себя в комнате, если меня кто-нибудь будет спрашивать. И не утруждайте себя, пытаясь зайти ко мне, чтобы прибраться. — Она многозначительно посмотрела на ведерко с чистящим средством у ног Лайлы. — Вход воспрещен.
С этими словами Феба резко развернулась и ушла.
Даже без уборки в комнате Фебы весь остаток утра у Лайлы ушел на то, чтобы управиться на верхнем этаже. Одна только задача застелить постель Кента и Абигейл стала для нее обескураживающей. Кровать была «королевского» размера[49], с огромным количеством покрывал, разных подушек и подушечек, с пуховым одеялом, и у Лайлы ушла целая вечность на то, чтобы сложить все это так, как, по ее мнению, было правильно; причем несколько раз она уже готова была бросить эту затею. Лайла вспомнила, что у них с Гордоном в их пентхаусе на Парк-авеню была такая же изощренная постель, и почувствовала легкое угрызение совести. Ее экономка Мартина много раз жаловалась на это, но разве тогда Лайла могла по-настоящему оценить, сколько нужно было сделать, чтобы застилать ее каждое утро? Теперь она могла бы обойтись без большинства этих накидок и наверняка выбросила бы подушки, если бы они у нее были.