Феба никак не прореагировала на эту улыбку.
— К сожалению, не всем нашим пациентам повезло в плане такой сплоченной семьи, как у вас, — ответил доктор Эрнст с видом многоопытного человека. — Мы считаем, что этот факт весьма существенно меняет дело.
— Феба, детка, иди ко мне, — позвал Кент, откинувшись на спинку клетчатого дивана и похлопав рукой по тугим подушкам рядом с собой.
Он смотрел на дочь с нескрываемой надеждой, и Абигейл, заметив это, снова разволновалась, поскольку поняла: несмотря на все его утешительные слова, прозвучавшие всего минуту назад, он был уверен в Фебе не больше, чем она сама. Абигейл смотрела, как Феба опустилась на диван рядом с отцом — достаточно далеко, чтобы сохранить некую дистанцию, которая не слишком бы бросалась в глаза, — и чувствовала, что ее тревога поднимается на новую ступень.
Единственным оптимистическим моментом было то, что сейчас Феба выглядела более здоровой, чем в предыдущую их встречу. Она по-прежнему оставалась худенькой, но уже не напоминала тощих моделей с запавшими, как у наркоманов, глазами, красующихся на разворотах модных журналов. Значит, она, по крайней мере, здесь ест. Это было уже что-то. Во время одного из своих прошлых визитов Абигейл и Кент обсуждали с доктором Эрнстом возможность наличия у Фебы каких-то нарушений пищеварения, но доктор Эрнст был склонен считать, что проблемы с едой у их дочери скорее являются признаком эмоционального упадка, чем физиологического расстройства.
— Ну хорошо. Тогда давайте начнем. Присядьте, пожалуйста. — Только когда доктор Эрнст сделал жест в ее сторону, Абигейл поняла, что все еще продолжает стоять. Он дождался, пока она сядет, и обратился к девушке: — Феба?
Сидевшая неподвижно Феба уставилась в ковер у себя под ногами и никак не прореагировала на его обращение. Казалось, она нервничает. На подбородке ее был заметен прыщ, который выглядел покрасневшим и разодранным, как будто она постоянно ковыряла его; ногти ее были обкусаны до крови. Абигейл с большим трудом удержалась от того, чтобы подойти к ней и крепко обнять, как она делала, когда маленькая Феба падала и плакала от боли. Теперь она понимала, что это было уже не то детское «бо-бо», которое можно было успокоить поцелуями и ласковыми словами.
Спустя какое-то время Феба наконец подняла голову, и ее взгляд, скользнув по родителям, остановился на точке где-то за ухом доктора Эрнста.
— Я не знаю, что мне нужно говорить. — Ее голос звучал мягко и осторожно.
— Просто скажи нам все, что приходит тебе в голову, — терпеливо попросил он.