Он отдал бересту Николаю Константиновичу, встал, подошел к большой карте и повел ладонью по нижней ее части.
– Пожалуй, вот здесь! А? Возможно, южнее Крыма… Как вы думаете, Николай Константинович, неужели и она льдом покрывается?
– Почему вы меня туда не пошлете, Геннадий Иванович?
Дверь скрипнула. Вошла Екатерина Ивановна.
– Что вы, господа, не спите? – Она остановилась над картой и стала с интересом смотреть, облокотясь.
…Утром явился Орлов. Густые волосы Дмитрия Ивановича напомажены. Он в новом мундире и чисто выбрит. Усы коротки, и виски выстрижены так, что не видно седины.
– Сегодня сразу десять человек производим в унтер-офицеры, – сказал Невельской. – А как вчера на водосвятии, я не ошибся? – обратился он к Орлову.
– Все благополучно, Геннадий Иванович, – ответил тот. – С праздником, Екатерина Ивановна. Уж утро, Геннадий Иванович. И гиляки съехались. Новых много. Чем угощать будем?
– Кашей, как всегда. И хлебом!
– Слушаюсь…
Нынче, когда Дмитрий Иванович путешествовал, его проводник Позь заболел и отстал. Орлов, оставшись один, выпил в дороге, что с ним редко случалось, и пьяный проехал дальше, чем надо было. Потом пришлось составлять карту со слов гиляков, речь и объяснения которых он без переводчика плохо понимал. Возвратившись, Орлов ничего не сказал об этом Невельскому. Геннадий Иванович и так к нему иногда придирался с тех пор, как прошлой весной Дмитрий Иванович не рискнул разогнать толпу гиляков, не разрешавших ему ставить заново Николаевский пост, как это велел Невельской, уезжая в Петербург. Пост по его же приказу на прошлую зиму был снят, так как только весной нужно охранять устье от иностранцев. Да и помещения не было.
Большую карту Орлов теперь недолюбливал, так как на ней красовалась река, которой на самом деле, кажется, не существовало…
– Пора на молебен, Геннадий Иванович, – осторожно сказал он капитану.
– Вот экспедиция! Даже попы в ней служить отказываются! – с досадой молвил Невельской. – А кто у вас, Николай Константинович, служит?
– У меня фельдшер. Он же писарь и священник.
После обедни объявлено было о производстве десяти человек в унтер-офицеры, остальным розданы награды и к обеду всем по чарке водки.
В казарме рядом с большим столом – елка. Офицеры, нижние чины и гиляки-гости вперемежку уселись за общий стол. Обедали в три очереди.
После обеда подали десяток собачьих упряжек.
– Едем, господа, кататься! Едем, братцы, – объявил Невельской.
– Эх, Канцлер! – весело крикнул Березин на свою черную тучную собаку.
Подобин выехал на упряжке, которую одолжил у гиляка-приятеля.