— Сектантка? — спросил я.
Бургомистр отрицательно покачал головой.
— Но ведь должна же быть у нее какая-то причина! — воскликнул я в отчаянье.
Бургомистр пожал плечами.
— Мы уже бросили выяснять это, — сказал он. — Фрау Трауготт живет в нашей деревне десять лет, мы не раз предлагали ей уехать в другое место, но она всегда отказывалась, мы уж и удивляться перестали.
По небу плыли облака. Мы молча шли вдоль берега.
— Вы тоже переселенец? — спросил бургомистр.
Я кивнул и хрипло пробормотал:
— Да.
Бургомистр посмотрел на меня, и мне показалось, что он заглянул мне в самую душу.
— Здесь, у моря, живет много переселенцев, — сказал он, — целая колония.
Далеко в море плыл пароход, пятнистая черточка.
Сквозь облака пробилось солнце, его лучи пестрили морское дно. Я спросил, как чувствуют себя здесь другие переселенцы, и бургомистр сказал, что, кроме фрау Трауготт, все они здесь прижились, у каждого крыша над головой и издавна привычное занятие, он назвал пекаря с семьей из восьми человек, и учителя Нейгебауэра, и крестьян Фридмана и Зейферта, и заведующую потребительским магазином, и почтальона Нахтигаля. Мы говорили о невзгодах и радостях жизни у моря, но разговор наш все время кружился вокруг фрау Трауготт, хотя мы вовсе не упоминали ее. Так мы дошли до обрыва, из расщелины текла красноватая струйка охры, и морские валы перекатывались, как мускулы под шкурой хищного зверя.
Бургомистр остановился и, посмотрев на горизонт, протянул руку.
— В ясную погоду отсюда можно видеть датское побережье, — сказал он, показав рукой, куда мне глядеть.
Я посмотрел вдаль, но датского побережья не увидел, я увидел бушующую стихию, увидел глазами фрау Трауготт.
— Боже мой, какой, должно быть, страх охватил ее, когда она впервые появилась здесь, — тихо проговорил я.
— Вы имеете в виду фрау Трауготт? — спросил бургомистр.
— Кого же еще! — воскликнул я и стал рассказывать бургомистру, как я представляю себе жизнь, прожитую фрау Трауготт. Я пытался изобразить, как она в первый раз поднялась сюда, на этот обрыв, этот обрыв на берегу никогда не виданного моря, как море ревело и било волнами об отвесную стену и как струилась по ней красноватым ручейком охра, я пытался живописать эту минуту, чтобы объяснить, почему такой болезненный страх охватил душу фрау Трауготт, но бургомистр перебил меня, сказав, что я ошибаюсь.
— Только так и могло это произойти, — твердо сказал я.
— Вы ошибаетесь, — возразил бургомистр, — боязнь моря точила душу этой женщины еще до того, как она его увидела.
— Что? — изумился я и спросил, откуда это известно бургомистру, и он рассказал, что познакомился с фрау Трауготт еще в лагере под Эгером, где был сборный пункт переселенцев, еще на богемской земле, и уже тогда его поразили ее беспомощность и потухший взгляд, и поэтому он, как мог, позаботился о ней, а когда уже в пути она узнала о том, что их везут к Балтийскому морю, то прижала к себе ребенка, как дерево прижимает под ветром свои ветви, и долго сидела, съежившись, на скамейке, неподвижно, словно окаменелая, а потом беспрестанно качала головой и с искаженным от ужаса лицом бормотала себе под нос, что нахлынет вода и все снесет, все…