— Говори, собака, признавайся, ты заодно с партизанами?!
Он подумал, что унтер-офицер сейчас ударит его прикладом автомата, и пригнулся. На мгновение его пронзила надежда, что партизаны атакуют и уничтожат узел связи, а его спасут, но он тут же отбросил эту мысль. Кто может победить этих богов? Оборванные крестьяне, которые пасут коз и сажают лук, те, от кого вечно разит гнилой кукурузой, жалкие создания, из чьей толпы он вознесся до такой высоты, что смог даже коснуться рукой всесильного бога?
Нет, он твердо знал, оттуда спасение не придет, боги сильнее; он верил в богов, он был их верным слугой, и тут его вдруг осенило: каким безумием было думать, что он может позабавить богов, наконец, наконец-то он понял, в чем его долг, наконец-то угадал, чего они ждут и что может спасти ему жизнь! Быть может, боги устроили все это нарочно, подумал он, чтобы испытать его верность, и теперь ему дан последний срок, после предупредительного выстрела ему дан последний срок, оставлен последний шанс, потому что тот выстрел был, конечно же, предупредительным; боги не могут промахнуться, если они хотят попасть в цель. «Господи, почему я сразу не сказал им о том, что я вижу на горе?» — подумал он и снова увидел целый лес поднимающихся дымов.
Он закричал: «Камрады, партизаны!» — шагнул вперед и, вытянув руку, показал на горы, и он еще успел заметить, как одна из винтовок взлетела к плечу и прицелилась в него, и он закрыл ладонями свои испуганные глаза, и отпрыгнул в сторону, и крикнул:
«Не надо!» Но он уже не услышал самого себя, он услышал только грохочущий гром, который швырнул его в темноту.
Радист А. опустил свою винтовку. Его сердце радостно забилось. «На этот раз я был первым!» — подумал он. И он снова и снова повторял про себя:
«Я был первым! Я!» А перед ним в клочьях пены, прибитой приливом к берегу, скорчившись и обливаясь кровью, лежал и стонал повар.
А. услышал, как фельдфебель закричал:
— Идиот! Проклятый идиот, чего ради вы это сделали?
«То есть как? — мысленно удивился А. — Я же только выполнил его приказ».
— Проклятый идиот! — в третий раз прокричал фельдфебель. Фельдфебель кричал и думал: «Это самое настоящее убийство!» Но он тут же услышал внутренний голос, который сказал ему уверенно и спокойно: «Но именно таков был приказ. Рядовой, радист А. исполнил свой долг!» На лбу фельдфебеля выступил пот, его губы дрожали. Это был голос обер-лейтенанта Гольца, и фельдфебель мгновенно понял, что ему следовало не накричать на радиста, а, напротив, поощрить его, как единственного, кто действовал в соответствии с приказом. Фельдфебель растерянно посмотрел на ухмыляющуюся физиономию унтер-офицера и сразу понял: «Он донесет обо всем, что случилось, обер-лейтенанту Гольцу, и я пропал.