– Ля Мюрэн, ублюдок, проклятый сбир! – прошипела вампирша, низко опустив голову, будто разглядывая скрытую туманом тропинку под ногами.
– Все в этом мире относительно. Скажи мне, Беатрис, как на тебя действует солнце?
– Что? – изумилась девушка.
– Какие неудобства оно тебе доставляет, когда светит?
– Давит. Жжет. Как будто надо мной подвесили тяжелый раскаленный утюг, который вот-вот придавит меня. И чем дольше я нахожусь на солнце, тем больше меня это тяготит.
– Хм… А мне наибольшие мучения приносит бесконечный гул солнечного колокола. Хотя «утюг» давит и на меня. Видишь? Объект один, а ощущения у нас с тобой разные.
– Позволь узнать, к чему ты об этом заговорил?
– Все в этом мире относительно – ощущения, принципы, побуждения. Ля Мюрэн, которого ты вполне объяснимо стала ненавидеть сильнее, ничем не хуже и не лучше нас с тобой. Он спасал шкуру королевы, в то время как мы спасали шкуру кардинала. Анна не Светлая, Ришелье не Темный, то есть с тем же успехом мы могли бы поменяться с дозорным местами – и тогда бы Ля Мюрэн столь же истово защищал интересы и честь кардинала. А он бы непременно отыскал те положительные стороны Армана, ради которых стоит идти в бой! Отыскал бы он и личных врагов из числа противников Ришелье, представляющих угрозу делу Света. Он не стал бы от этого темнее, а мы с тобой, если бы заботились о репутации королевы, не стали бы светлее. Просто так вышло, что мы с ним в разных лагерях. Просто вчера именно Анна выглядела жертвой, а мы, слуги Ришелье, коварными злодеями, подстроившими ловушку. Разумеется, он был на той стороне, которую ему подсказывало сердце.
– Ты его защищаешь?! – Беатрис была так изумлена, что даже остановилась.
– Отнюдь, – пожал плечами де Бреку. – Просто я его понимаю. Это не меняет моего отношения к нему, к Светлым, к ситуации с адюльтером, который вполне допускает его подопечная, к смене власти во Франции. Точно так же наши действия, пошедшие на всеобщее благо, не меняют отношения Ля Мюрэна к нам. Но я его понимаю.
Беатрис помолчала, затем едва слышно обронила:
– А твое сердце – почему оно подсказало тебе именно эту сторону?
– Милая моя, – с нежной укоризной ответил барон, – я же Темный! Я выбираю ту сторону, которая мне выгодна. Я в отличие от Светлых не стану биться насмерть за несуществующие идеалы. Я имею полное право как вступить в схватку, так и струсить, пройти мимо; я могу ради удовольствия и не испытывая мук совести убить какого-нибудь весьма приличного вельможу, а могу пощадить и облагодетельствовать самого опустившегося пьянчужку; я без всякого разбора творю добро и зло – и все потому, что Тьма мне это позволяет. А Ля Мюрэну Свет таких вольностей не позволит. Я на стороне кардинала не из-за того, что чем-то ему обязан. И не из-за жалованья, которое он нам выплачивает. И уж тем более не по причине склонности этого человека к Тьме – мысли и действия этого гения куда ближе к Свету, хотя нынче ночью, после разговора с Арманом, я стал сомневаться. Но даже это не имеет значения! Я выбрал сторону кардинала, потому что мне так захотелось. Потому что мне это интересно. Потому что имею право. Потому что, выполнив очередной его приказ, я гляжу на этот мир с чувством выполненного долга. Такая вот причуда.