* * *
Слезы лились из двух глаз. Но в три ручья. И с ревом. Люба глаза не протирала, шла по дорожке с опущенными глазами. И ревела она с закрытым ртом — рыдания сдавленные, утробные.
— Ну и что у нас такое случилось? — спросил Федор.
Он принял дежурство, заступил на вахту. Погода отличная, настроение еще лучше. И работа у него не бей лежачего. Сторожка у ворот со всеми удобствами, с телевизором; зимой в ней тепло, летом прохладно. А природа какая! Один вид на Эбэр-озеро чего стоит… Зарплата, правда, неважная, в городе пацаны получают побольше. Но, говорят, скоро комбинат даст первую реальную прибыль, и тогда с начальства снимут за охрану по полной. Это сейчас оплата идет в щадящем режиме, но скоро все изменится. И тогда Федор заживет.
— Ничего! — всхлипнула Люба.
— Мажор обидел?
— Не твое дело! — в голос зарыдала она.
— Тише ты, уволят.
— Уже уволили!.. Сказали, чтобы я больше здесь не появлялась!..
— Все равно, тихо.
Федор обнял девушку за плечи, потянул в сторожку, и она покорно пошла за ним.
Строжка маленькая, но из двух комнатушек — одна остекленная, со столом и телевизором, в другой кушетка и холодильник. Федор завел девушку в спальное помещение, усадил на кушетку.
— Кто уволил? — спросил он.
— Мажор!.. Сказал, что я его обманула!.. А у меня только Генка был… — Люба на секунду задумалась. — И Славка… Ну, и с Гришкой немного… И не совсем…
— Что, значит — не совсем?
— Отстань! — Люба закрыло лицо руками и боком завалилась на кушетку.
— Идиот он, этот твой мажор!.. Сейчас девственницу только в младших классах можно найти.
— Я в старших классах была! — заревела Люба.
— Мне, например, все равно… — Его рука вдруг оказалась под подолом ее сарафана.
— Что ты делаешь? — Люба вдруг перестала плакать.
— Попка у тебя прохладная… Это из-за слез. Это же влага. А когда влага испаряется, температура понижается. Ты больше не плачь, а то совсем остынешь, тогда все…
— Я не плачу, — встревожилась Люба.
Федор переместил руку с одного полузадия на другое.
— Ну вот, здесь уже теплей…
— Это рука у тебя теплая.
— Ну, кто-то же должен тебя согреть… И счет округлить…
— Какой счет?
— Ну, кто там у тебя был? Генка, Славка и Гришкина половинка… Возьмешь мою половинку, и будет «три»…
— Какую половинку?
— С мажором по полной было? — изнывая от нетерпения, спросил Федор.
— Он как набросился на меня… А утром сказал, что я его обманула…
Люба вздохнула. Она уже поняла, что его мало интересует ее история о матросилах и бросилах. Он сам собирался задать ей жару, а она уже настраивалась на утешение. И на новое увлечение.