Лонг-Айленд, длинный узкий остров к востоку от Нью-Йорка, в качестве девиза взял известное изречение епископа Реджинальда Хебера[6]: «Все в природе прекрасно, и только люди ужасны». Когда-то покрытый лесистыми холмами и белыми пляжами, омываемый множеством прозрачных речушек, населенный трудолюбивыми индейцами и мириадами лесных животных, сегодняшний Лонг-Айленд — это сплошное царство асфальта и летних коттеджей, насколько хватает глаз.
На самой южной оконечности острова, между беззаботным веселым округом Нассау и модным сверкающим Хэмптоном, лежит Каррпорт, анклав, населенный свежеиспеченными богачами, напоминающий на первый взгляд, как любят говорить местные обитатели, старый китобойный порт в Новой Англии. Они охотно соглашаются друг с другом, хотя практически никто из них в Новой Англии никогда не был.
Эти нынешние жители Каррпорта — в основном, выскочи, для которых дом в бухте Карра — уже третий, четвертый, а то и пятый по счету. Они не могут претендовать на родословную обитателей северного побережья (где у многих, как минимум, уже прадед был весьма состоятельным человеком), но при этом имеют достаточно самомнения (и денег), чтобы не якшаться со всякими голодранцами с восточного побережья. Короче говоря, они никогда не позволят себе общаться с человеком из мира шоу- бизнеса, если тот, по крайней мере, не конгрессмен.
Обитатели Каррпорта не всегда были такими. Когда Калеб Карр построил дом и причал в бухте Карра (угадайте, кто и в честь кого ее назвал?), он планировал, что в этом месте будет жить его семья и станут учитываться и складироваться рыба, подводные клады и награбленное, которые он регулярно привозил из своих морских походов. Его родственники и члены команды также воздвигли на берегу бухты дома для своих семейств. Один инициативный юнец из второго поколения Карров, страдавший морской болезнью в особо тяжелой форме, сбежал на материк, где вскоре открыл первый в стране универсальный магазин.
Калеб Карр умер в 1856 году (его последнее выступление против аболиционизма[7] было напечатано «Нью-Йорк Таймс» в одном номере с его же некрологом), знатный, любимый семьей, уважаемый согражданами и очень богатый. К этому времени у всех его семерых детей и четырех внуков были собственные дома в Карр- порте, и даже на смертном одре он был уверен, что потомки понесут его имя, идеалы и философию сквозь века.
Но не тут-то было. Еще полвека Каррпорт пребывал в дремоте, нисколько не меняясь, но вот потом...
Каждое следующее поколение нью-йоркцев производит новую волну нуворишей, наиболее отвязанная часть которых устремляется на Лонг-Айленд, чтобы основать там очередное модное горячее тусовочное место, где так классно отрываться по выходным! Бухта Карра подверглась подобному нашествию в двадцатые годы, когда сюда хлынули юнцы с Уолл-стрит с замашками Гэтсби и их бойкие подружки-нимфетки, которые приходили в экстаз от одного вида огоньков с кораблей, так хорошо различимых с берега: наверняка же это контрабандисты! И они везут над темными океанскими безднами выпивку, которую им предстоит вкусить в следующую пятницу. (По правде говоря, это были преимущественно рыбаки, а тот алкоголь, который предстояло потребить обитателям Каррпорта в ближайшие выходные, в данный момент булькал в чанах на складах Бронкса).