Эрвин растерянно вертел головой, переводя взгляд с одного на другого, и не зная, что делать.
– Беги, отрок! – неожиданно звонко выкрикнул наставник, и новая искра родилась меж его пальцев.
Мелькнула мысль, что бросать братьев на поле боя станет лишь трус, и Эрвин замешкался. Но когда огромная дубина размозжила череп брата Видигура, и тот рухнул на камни, заливая их кровью, юноша не выдержал.
Развернувшись, он припустил со всех ног, и замедлил ход только шагов через пятьдесят. Оглянувшись, увидел, что людоеды за ним не гонятся, один пятится от брата-наставника, тот стоит, вскинув руки, и его низенькую фигуру окутывает лиловое свечение, а второй пытается схватить брата Петра.
Помедлив, Эрвин юркнул в расщелину между валунами и, мелко дрожа, припал к нагревшемуся на солнце камню. Он исполнил приказ монаха, и никто не упрекнет послушника в строптивости, ведь устав обители Вечности прямо говорит «повинуйся тем, кто выше тебя».
– Помилуй нас всех Вечный… – прошептал юноша, когда свет вокруг брата-наставника погас.
Людоед торжествующе взревел, и ударил дубиной, так что монаха отшвырнуло в сторону. Тот приподнялся было, пытаясь отползти, но руки его подломились, и он остался лежать.
Брат Петр отчаянно вскрикнул, огромные лапы схватили его, и даже до Эрвина долетел хруст костей. Юноша зажмурился, сглотнул, а когда открыл глаза, то все оказалось закончено – на земле лежали три трупа в черных рясах, а людоеды растерянно топтались рядом.
Он читал об их обычаях, и знал, что сейчас чудовища начнут есть убитых.
Но людоеды вели себя странно, недовольно ворчали и ежились, и приступать к трапезе не спешили. То один, то другой делал шаг к кому-то из мертвых монахов, но тут же останавливался, а то и отступал, начинал махать дубиной или недовольно ворчать, чесать отвисшее брюхо.
Эрвину пришло в голову, что им словно мешает какая-то сила.
На миг почудилось, что обе громадные фигуры заключены в коконы из светящихся нитей, багрово-черных и зеленых. Но тут же забыл о дурацком видении, поскольку людоеды дружно повернули головы в ту сторону, где прятался Эрвин, вывернутые ноздри зашевелились, а красные глазки забегали.
От греха подальше он забился поглубже в расщелину, и начал молиться про себя.
* * *
На открытое место Эрвин выбрался нескоро, только когда людоеды протопали мимо его убежища и скрылись из виду. Тихонько поблагодарил Вечного за избавление от жуткой опасности, и, спотыкаясь чуть ли не на каждом шагу, заторопился туда, где лежали изуродованные тела братьев.
И едва не закричал от радости, увидев, как пошевелился брат-наставник, как открылись его глаза.