Решение, конечно, было эмоциональное, но справедливое. Голова согласился освободить их от дани до решения вопроса с заложниками, с отказавшимися от битвы сёлами «наши» корелы окончательно рассорились. Опять собрали совет у Феди, он числился самым знающим по нашему вопросу, и стали допытываться, что эти непонятные страшные люди ещё говорили. Корел бумагу им показал, с моим обязательством не причинять ущербу ребятам, да и просто рассказал о нашем поведении да разговорах. Совет постановил — горячку не пороть, отправить Федю с подарком ко мне, и заодно ребятам еды передать. Основная задача — разведать что тут у нас да как, и попробовать договориться о дани. Или размер её снизить, или чем-нибудь другим, кроме меха и серебра взять. Все это Федя вывалили на меня после того, как я его по крепостям провёл. Окончательно поняв, что по сравнению с их сёлами, даже с населённым пунктом головы корельского, наша Москва это как бык супротив муравья, Федя решил все сделать по-честному, без задних мыслей и тайных помыслов.
Мы как раз подошли к суворовскому училищу, где был его сын. У ребят сейчас большая обеденная перемена, вот как раз и повидаются. А пока наши суворовцы на занятиях в учебном бараке, провёл Феде экскурсию. Завёл в училище, там дневальный, из наших «старых» ребят, тех, что с Ладоги Лис привёз. Пацан меня увидел, вскочил со стула и бодро отрапортовал:
— Товарищ Государь! Рота на занятиях, больных и отсутствующих нет. Доклад окончил, курсант Синицын!
— Вольно, Синицын! Гости у нас, от корелов пришли, повидаться. Как тут у вас жизнь, вообще?
— Есть вольно! Хорошо всё. Только вот… — замялся мелкий, — нам обещали винтовок для пейнт-бола, а Обеслав всё тянет, говорит, не время. Мы уже и рапорт писали, и так подходили — все никак. А если опять враги придут? Нам что, так и отсиживаться за стенами? — пейнт-болом у нас называли пострелушки из пневматики специальной, с деревянными пульками со смоляными шариками, наполненными краской.
В голосе девятилетнего паренька была обида. Обида, что в бой не пускают! Федя же из разговора ничего не понял, стоял, глазами лупал на внутренности суворовского училища. Правая половина его отведена под спальню, там кровати стоят двухэтажные. Левая — для самоподготовки и прочих дел, там столы, стулья, лампы да книжные полки. Окна достаточно внушительные, полы досками отделаны, поверх них — ковры из кудели да сосновой шерсти, чтобы теплее было. На стене — часы с гирьками, делали мы такие такие для внутренних помещений, шкаф для одежды верхней да под ними оружейная пирамида. В ней деревянные макеты, правда, очень качественные, наших винтовок. Но Федя не знает что это макеты, он-то думает боевое оружие! А как оно работает он видел при нашем приходе. Стоит, глазами моргает. Дежурный тихим голосом поинтересовался, чей, мол, отец? Я сказал — мы Фединого сына Карелиным окрестили, не мудрствуя лукаво. Синицын подошёл, отвёл к кровати заправленной: