– Оба вы лгуны! Стража! Хватайте их и в железа! Оба «тушинские воры».
Ратники, слышавшие эти слова, застыли в недоумении. Авраамий Иванович Палицын никогда замаран в службе Тушинскому вору не был. Наоборот, поднимал воинов на борьбу с Лжедмитрием и поляками. Да и Михаил, начавший жизнь в войске Болотникова, одного из предводителей Тушинского вора, довольно быстро разобрался в ситуации и встал на другую сторону. И свидетелей той службы не было никого в живых, все полегли в сражениях.
– Окстись, баба! – попытался урезонить её Авраамий.
– Какая я тебе баба? Я дворянка!
На шум на крыльцо вышел Пожарский. «Ну, всё, конец службе! Позор-то какой!» – такие мысли пронеслись в голове Михаила.
– Что за шум? – осведомился Дмитрий Михайлович.
– Он себя за князя Засекина выдаёт! – и снова пальцем в Михаила тычет.
– Он Засекин и есть! – кивнул Пожарский. – Я Михаила уже год как знаю, а келарь и поболее.
И Палицын кивнул, подтверждая. Тут уж женщина растерялась:
– Как Михаил?
– А вот так звать его! – изрёк Авраамий.
– Я про Ивана думала, – упавшим голосом молвила женщина.
Князь Пожарский повернулся к Михаилу:
– Знаешь такого?
– Дальняя родня, Тушинскому вору служил. Где сейчас – не ведаю.
Секундная тишина – и вдруг хохот. Смеялись все – ратники, князь, келарь, москвичи, видевшие и слышавшие эту сцену. Женщина попыталась смешаться с толпой и уйти, но её вытолкали назад. Отсмеявшись, князь Пожарский нахмурился.
– Нехорошо! Он воевода отряда из Нижнего, проявил себя лучшим образом! Вояка отменный, а ты его, сварливая женщина, принародно оскорбила. Де не тот человек!
К женщине сбоку придвинулись два ратника из отряда Михаила, что сопровождали его к Пожарскому. Вроде невзначай сделали. Князь рёк:
– Извинись перед князем, не то не посмотрю, что дворянка и женского пола, плетей отведаешь.
Прилюдное оскорбление дворянина при массе видаков – дело уж вовсе неслыханное. Простолюдина за проступок сей могли наказать строже. Лицо женщины побагровело, поняла, в какую неприятность угодила. Тут же поклон отбила:
– Прости, князь, за слова глупые, необдуманные!
Михаил от шока отошёл, рад был, что ошибка случилась. Кивнул.
– Прощаю. Господь прощал и нам велел. Ступай!
Женщина мгновенно исчезла. Пожарский хмыкнул:
– Я бы высек за язык да голову дурную.
– Пустое, – махнул рукой Авраамий.
С уходом Ходкевича участь польского гарнизона была предрешена. В первых числах сентября казаки Трубецкого установили вокруг Китай-города пушки и начали обстрел калёными ядрами. От таких ядер вспыхивали пожары. Батареи стояли у Пушечного двора, на Ивановском лугу, в Кулишках и на Дмитровке. Ляхи на предложение сдаться ответили отказом, причём в форме презрительной. Между тем в Кремле начался голод. И до подхода пана Ходкевича было не сытно, а сейчас и вовсе худо. Вокруг Кремля сплошное кольцо осаждающих, гетману с обозом прорваться не удалось. Дело доходило до людоедства. Из трёхтысячного гарнизона ляхов едва осталась половина, да и те не все боеспособны, есть раненные при вылазке, когда пытались прорваться к войску Ходкевича. А сейчас и здоровые от голода ослабли, пищаль или копьё в руках держат с трудом.