– Назовись!
– Настасья я, – вскинула голову женщина.
– Кем будешь хозяину?
– Полюбовницей, а тебе-то что?
Один из ратников перетянул её по спине плетью, женщина взвизгнула.
– Окороти язык, баба, с князем говоришь!
– Как полюбовника звать?
– Никифор.
– Кто атаман ватажки? Он?
– Не знаю я никакой ватажки.
– Либо сама скажешь, либо пытать начнём. Прохор, неси бадью с водой.
Михаил не был жесток, но ради дела не пожалел бы женщину. Разбойники были безжалостны, убивали и купцов, и простолюдинов, не щадили ни стариков, ни детей. И снисхождения не заслуживали. Уговаривать Настасью он не собирался, сломает по-любому. Прохор принёс в комнату бадью с водой.
– Топи!
Прохор подтащил к бадье сопротивлявшуюся женщину, силой нагнул, опустив её голову в воду. Пузыри пошли, задёргалось тело бабы.
– Доставай!
Женщина хватала ртом воздух, волосы слиплись. А главное – гонору сразу убавилось.
– Так кто атаман, Настасья?
Молчит, в героя играет.
– Прохор, факел!
Вот теперь испугалась Настасья, поняла – шутить никто не будет и не пожалеет.
– Сожги ей волосы для начала!
Прохор факел к голове Настасьи поднёс. Закричала женщина:
– Всё скажу, не троньте!
– Сразу бы так. Говори.
– Атаман через три избы живёт, а Никифор, полюбовник мой, в товарищах у него.
– Как атамана звать и каков из себя?
– Рыжий, телом крепок, мочка на правом ухе надорвана.
Ага, был такой, стрелял из пистолета в ратника, а ныне без сознания под охраной.
– А с ним в избе кто живёт?
– Васька немой, подручный его.
– Где атаман схрон прячет?
– Да ты, князь, никак шуткуешь? Кто же бабе такой секрет откроет?
Это верно.
– Уведи её пока. Тащи Никифора.
Настасью увели, её место в комнате Никифор занял.
– Что сказать имеешь?
– Не знаю ничего.
– Ну-ну. И соседушку не знаешь, атамана своего?
– Как соседа не знать? Пафнутием звать.
– Я про рыжего.
Молчит Никифор.
– Зажми ему пальцы дверью!
Задёргался мужик, когда к двери подтащили, а как загнали пальцы, заорал громко, аж у всех мурашки по телу пробежали.
– Давай его сюда! Молчать будешь или поговорим?
Сломанные пальцы на левой кисти Никифора распухли на глазах. Но молчит. Михаил ему:
– В героя поиграть решил? Атаман у нас, без чувств валяется с подручным. А как в себя придёт, горько пожалеет, что на свет народился. Ратника моего убил, а я такое не прощаю. И до тюрьмы или суда рыжий не доживёт. Хочешь его участь повторить? Где схрон с награбленным?
– Откуда мне знать? Я в ватажке не был.
– А чем на жизнь зарабатываешь?
Михаил из-за стола вышел, схватил правую кисть Никифора, осмотрел ладонь.
– Что-то я трудовых мозолей не вижу. Стало быть, за плугом не стоишь и в кузне молотом не машешь. Может, купец? Так где твоя лавка? Стало быть, вор, душегуб, тать. И дорога тебе одна – на плаху. А до плахи тебя кормить-поить надо, охрану приставить. А зачем? Я тебя на куски порублю, а баба твоя посмотрит, как ты орать будешь и пощады просить! И душонка твоя маяться будет, в рай не попадёт, много грехов на тебе. Убитые по ночам не снятся?