А русские полки перешли вброд Жабню и на рассвете стали наступать на Пирогово, где располагался лагерь Сапеги. Ожесточённое сражение шло с попеременным успехом семь часов. Поляки и литовцы были крепко биты, но не уничтожены. Сапега с войском отступил и несколько дней простоял в Рябовом монастыре. У русских сил наступать не было, и конница Скопина начала преследовать Сапегу, лишь когда он из Рябова монастыря ушёл к Переяславлю-Залесскому.
Во время похода с Делагарди на Торжок и Тверь Скопин видел, как устойчивы были боевые порядки шведов. Под Тверью их пехота, как и немецкие наёмники, недвижно стояла на поле боя. Копейщики стояли впереди, прикрывая мушкетёров от атак кавалерии. Стрелки выходили сквозь ряды пикинеров, стреляли и возвращались за копейщиков, перезарядить мушкеты. А ещё Скопин подсмотрел у Христиера Зомме строительство полевых укреплений из земли и дерева. У русских работных людей земляные работы получались даже лучше. Много времени ушло научить ополченцев строить шеренги и ряды, соблюдать интервалы, вздваивать шеренги, маршировать сомкнутым строем, заходить правым или левым плечом.
Организация армии требовала больших средств. На вооружение, порох, провизию. Скопин рассылает в северные и волжские города грамоты. Он обращается к купечеству, к посадским людям и духовенству.
«А ныне ратным людям найму дать нечего, сидит государь в Москве в осаде от воров больше года, и которая была у государя казна, то вся казна роздана ратным людям, которые сидят с государем на Москве».
Откликнулся народ. Купец Пётр Строганов прислал изрядную сумму, Архангельский монастырь 2620 рублей, Соловецкий – 3150 рублей. Только мехами Скопин собрал 15 тысяч. Почти все собранные деньги пошли на выплату жалованья наёмникам Делагарди. Воинов у шведа осталось немного – 2100 солдат, но это были опытные воины. А кроме того, привлекая шведов к военным действиям, Скопин их контролировал.
Михаил пока не знал о победах Скопина. В один из дней он вывел своих ополченцев из Владимира и отправился по дороге на Москву. Буквально через двадцать вёрст, ближе к вечеру, столкнулись с конным польским разъездом. Поляки, увидев вооружённых людей, стали разворачиваться для боя. Было их два десятка, но вооружены хорошо – кавалерийские короткие пики, сабли. И защита добротная – шлемы, кирасы, латные юбки.
– Лучникам стрелять! – приказал Михаил. – Копейщикам – становись в шеренгу, подтоки в землю. Пищальникам – поджечь фитили!
Сотня у него разномастная. И лучников с десяток, столько же пищальников, копейщиков три десятка, у остальных сабли, мечи, боевые топоры. Одно слово – ополчение. Даже у копейщиков копья разные. У одних натуральная охотничья рогатина с тяжёлым древком, рожон длиною в локоть, как прямой меч, оружие серьёзное, с таким на медведя ходят. Одно плохо – подтока нет. Подток – острая наконечная железяка, устанавливалась с тупого конца пехотного копья, подток втыкался в землю, получался упор. Ежели лошадь на копейщика такого наскочит, подток не позволит выбить копьё из рук, примет удар на себя. Вроде мелочь, но в бою каждая мелочь может сыграть роковую роль. А ещё плохо, что слаженности не было, долгих упражнений и занятий, на которых вырабатывается автоматизм. Строились долго копейщики, но лучники уже начали пускать стрелы. Пищальники стучали кремнями, пытаясь выбить искру и поджечь фитиль. А поляки всё ближе.