А новь — удивленье.
Ну и вишенье! А розы! Ну и махровые же!
— А дыни-то каковы? — спрашивает Ирина Михайловна, и от довольной улыбки молодеет ее увядшее лицо.
Покровский сад — это последняя, не изменившая ей, радость.
Все, чем жизнь веселила царевну, ушло от нее. Изменил любимый жених, датский королевич Вольдемар. Еще при отце своем, царе Михаиле Федоровиче, она это горе узнала. Дикой, неприветной показалась королевичу родина его невесты. Московию до того невзлюбил он, что и жены из нее брать не захотел. Пытал царь королевича уговаривать, вотчины богатые за дочерью любимой жениху сулил, а королевич в ответ только молил в Данию его поскорей отпустить. Горевал Михаил Федорович горем дочери любимой, так горевал, что от этого гореванья последнего здоровья лишился.
Скончался батюшка, умерла матушка; бабки, инокини Марфы, еще раньше, чем их, не стало. От любимых у царевны только сад покровский остался. Бабка-инокиня царевне его подарила. И Михаил Федорович этот сад больше всех садов любил.
В переднем углу, под образами с лампадами зажженными, на своем кресле позолоченном, старая царевна сидит, а перед нею на столе две дыни, каждая в полпуда весом.
Ахают царевны, руками всплескивают, на дыни не налюбуются, к розам — понюхать их — тянутся.
Стоит позади всех, почти у порога, Федосьюшка. Ничего ей, кроме островерхих маковок тёткиного золотого венца, не видать. Хорошо, что Софьюшка сестрицу заметила.
— Пропустите Федосьюшку к столу!
— Ну и дыни! Таких я еще и не видывала! — на весь покой раздался звонкий Федосьюшкин голос.
— Да, удались нынче дыни, — сказала Ирина Михайловна. — Таких даже и при батюшке не бывало. Выдай садовнику за его старанье четыре аршина сукна вишневого на кафтан, — приказала она своей казначее-боярыне, — а дыни разошли: одну патриарху отправь, другую — к столу государеву. А вы, сестрицы любезные и племянницы дорогие, в столовый покой пожалуйте. Вишенье там для угощенья вам припасено.
Низко поклонились царевны Ирине Михайловне.
— За ласку, за угощенье спасибо тебе, государыня.
Потянулись царевны к дверям, а Марьюшка с Катеринушкой, перемигнувшись, поотстали и опять к столу подошли.
— Травы иссоповой вместе со слетьем не прислано ли тебе, государыня? Для светлости лица нет иссопа лучше покровского.
— Прислали иссопу, — отвечала племянницам Ирина Михайловна. — У боярыни постельничьей возьмите.
Услыхали и другие царевны про траву иссоп, все до одной вернулись у Ирины Михайловны травки попросить.
— Много ее там, на всех хватит, — успокоила их старая царевна.
Ушли сестрицы и племянницы. Одна осталась в покое на своем кресле золоченом Ирина Михайловна. Розы готторпские на столе перед нею.