«Бедная Клара, — подумала вдруг Татьяна Петровна. — Что я, кретинка, разнылась?»
Видимо, Люся подумала то же самое, потому что спросила:
— Как Туберозов? Страдает?
— Не отвлекайтесь, девочки.
— А мы все обсудили и постановление приняли, — решительно сказала Люся. — Плохое утро… бывает, но все это не стоит выеденного яйца. Штыки в землю. Пора чай пить.
Татьяна улыбнулась и пошла на кухню.
— Клар, я закурю? Тебе ничего? — голос Люси звучал отчужденно.
— Да кури, пожалуйста.
Люся встала на стул, открыла форточку. Потянуло холодом. Она выпустила в воздух первую порцию дыма.
— Ты не согласна. Я же вижу, что ты не согласна. Ты считаешь, что проблема выеденного яйца как раз стоит. Подумаешь, пропуск не заказали. В конце концов, Танька шмоналась туда по своим делам. А тут притащишься в Госплан с рабочей папочкой, тебя там люди ждут, а пропуска нет. И пляшешь целый час на одной ножке. А потом тебя же обругают за опоздание.
— По-твоему, терпеть любое хамство?
— Ты же терпишь! — неожиданно взвинтилась Люська. — Твой Туберозов…
— Но это же совсем другое дело. У него возраст такой — раз, я больна — два, потом — дети выросли. За двадцать лет брака можно устать друг от друга, — она усмехнулась. — А у Туберозова сейчас разлив, но придет время, и он войдет в берега. А Танька… Сколько она ревела из-за своей литературы.
— Зато на работу не ходит к восьми нуль-нуль. И никто ее в ее литературу не гнал. Да ладно, что говорить!
Люська-Кармен — забытая кличка. Первая хулиганка в школе, насмешница и правдолюбка. Был в ней какой-то шик цыганский: поджарая, смуглая, глаза как два агата. Форменная юбка как-то особенно вольно полоскалась у худых коленок, будто в этой юбке куда больше складок, чем у ее сверстниц, и при танцующей ее походке за ней всегда тянется шлейф из вызывающе легкомысленных шлягеров и гитарных всхлипов.
С отличием окончила институт, по роковой любви вышла замуж, устроилась в НИИ. Все начиналось «по мечте», а потом жизнь эту мечту отредактировала. «Главное — не рыпаться, — говорила взрослая Люська, — не воевать с ветряными мельницами, а просто жить».
И жила… просто. У нее всегда было хорошее настроение, недели и месяцы ее состояли из каких-то «событий-бытовушек» — небольших, но для нее значительных, потому что из всех бытовушек она выходила победительницей. У нее везде были связи, то есть она в буквальном смысле была повязана служебными делами с кучей канцелярских, научных и прочих работников, а еще с продавцами, с билетершей Соломонией Теодоровной, с киоскершей Валечкой, с педикюршей Софой, с врачами всех мастей, поэтому она могла достать все, хоть луну с неба, но доставала чаще другим, так как не любила грести только под себя. При этом она не уставала подхваливать себя, подгонять, и все знали: уж кто-кто, а Люся Юдина живет правильно, и можно только позавидовать ее хорошему настроению и твердым житейским принципам.