– Прыгну!
Маслов поднялся на подножку и оказался в тесном тамбуре.
Кондуктор провел его в служебный отсек вагона и строго-настрого приказал сидеть ниже травы, тише воды.
В час ночи Алексей спрыгнул с поезда. У какого-то кабака подрядил извозчика, велев везти до станции Едрово.
– Так через два часа туда псковский пойдет! – удивился «ванька».
– Вот нам с тобой его и нужно обогнать. Понимаешь – я контролер. Если сяду в Бологом – поездной бригаде об этом тут же станет известно, и они «зайцев» не возьмут. А я сяду на полустанке, где меня никто не ждет, и накрою их, как миленьких! А то вишь, привыкли карманы свои набивать за счет государства.
Возница объяснением, видимо, остался доволен, потому что больше никаких вопросов не задавал.
Когда в четыре часа ночи к Едрову подошел псковский, Маслов сел в вагон уже никого не таясь – так далеко от столицы его вряд ли искали. Конечно, розыскной циркуляр дошел и досюда, однако сильно ли волновали местных чекистов дела коллег с другой железной дороги? Впрочем, судьбу он искушать не стал – сошел на станции Березки, не доезжая до псковского вокзала четырех километров. В город пришел пешком.
Оба сломали голову, размышляя, как покинуть город. Ничего путного на ум не приходило. На железной дороге их будут ждать в первую очередь, на извозчике далеко не уедешь, автомобиля в их распоряжении не было. После долгих споров решили все-таки рискнуть – изменить, как сумеют, внешность, подождать с недельку, пока все поутихнет, и бежать по железке.
Парикмахер собрал свои инструменты в саквояж и сказал клиенту:
– Через полчаса помоете голову теплой водой без мыла. Светлые корни покажутся дней через пять, много – через неделю. Надо будет подкрашивать. С вас полтора червонца.
– Почему так много? – возмутился Иван.
– За конспирацию.
– Вот, получите. – Тараканов протянул куафюру требуемую сумму.
– Тогда и одеколоном меня побрызгай! – приказал Маслов.
Парикмахер выполнил просьбу, поклонился и ушел.
Бывший веневский становой разглядывал себя в зеркало:
– Как же прическа и цвет волос меняют внешность! А уж без усов я вообще себя не узнаю. Я усы ни разу в жизни не сбривал, подстригал только.
– Так это же очень хорошо, Ванька, раз ты сам себя не узнаешь, то другие и подавно не узнают.
Они сидели в малюсенькой комнатенке без окон, изнывая от скуки. Заняться было абсолютно нечем. Единственным развлечением была кипа старых газет, которую хозяин по просьбе Осипа Григорьевича пронес из обеденного зала.
Маслов, ожидая, пока можно будет мыть голову, сидел на табурете, а Тараканов завалился на кровать и открыл очередной номер «Известий». Но вскоре он отложил газету.