Мужичок пожал плечами:
– Как вам сказать. С одной стороны, мне землицы дали. На меня, на нее, и вот даже на этого, – папаша ткнул в младшего сына, – но, с другой стороны, вздорожало все. Вот бабе спьяну платок купил – пять рублей отдал! А до войны сколько бы мне на эту пятерку таких платков дали?! Лошадь под триста рублей стоит! А самое главное, – мужик постучал пальцами по пустой бутылке, – она, родимая, в четыре раза дороже стала! А градусов в ей всего тридцать! И бутылка стала меньше, чем старая сороковка-то!
Баба ткнула благоверного в бок:
– Тише ты, а то загребут за такие разговоры!
– А че? – начал было мужик, но тут же присмирел. – Землицы-то, однако, много дали.
В Тулу приехали в седьмом часу. В гостиницу Тараканов решил не соваться – как он теперь понял, там обязательно спросили бы командировочное удостоверение, которого у него не было. Надо было искать частное жилье.
Но искать не пришлось – жилье нашло его само. Не успел он сойти с поезда, как очутился в толпе старушек, наперебой предлагавших постой.
– А что, барышни, рядом с вокзалом комнаты имеются? – обратился к ним Тараканов.
– Иди ко мне, милок, – перед ним тут же оказалась юркая бабка в ватной душегрейке. – У меня здесь рядом комнатка, на Нижне-Солдатской.
– Сколько просишь?
– А долго ли простоишь?
– Денька два-три.
– Тогда целковый в день.
– Чего ж так дорого-то?!
– Так это с харчами, милок. Утром самоварчик поставлю, вечерком колбаски поджарю, ну а обедать уж будешь на свой счет.
– А, грабь, бабка. Веди!
Комнатка оказалась чистой и довольно уютной. Осмотревшись, Тараканов вынул из бумажника трехрублевую купюру и отдал хозяйке.
– Извозчики дороги ли у вас?
– Это смотря какой конец. Тебе куда?
– До Киевской.
– До нее можно на извозчике, а можно на автобусе (бабка сделала ударение на третьем слоге). На ем подешевле.
– Вот это да! У вас тут автобус ходит?
– А как же! В прошлом годе пустили, – с гордостью сказала хозяйка. – Чай губернский город-то у нас!
– Антоновские бани открыты ли?
– Открыты, открыты, голубчик, сходи, попарься с дороги. Я тебе и веничек дам. Гривенник он стоит, хороший, березовый!
Помывшись, Осип Григорьевич хотел побриться, но ему опять не повезло – парикмахерская в бане была уже закрыта. Поэтому, выпив пару пива и поужинав в кухмистерской, он, сонный и умиротворенный, вернулся в свой новый дом небритым.
Тараканов помнил, что до войны до Сосновки ходил поезд, и поэтому вчера, едва прибыв на вокзал, поинтересовался у какого-то железнодорожника, функционирует ли узкоколейка. Оказалось, что дорога действует, и раз в день, без десяти девять, в Лихвин отправляется состав.