Моя соседка по камере Дамур (арестована за хранение наркотиков, говорит, что ее об этом попросил парень; срок – полтора года) спала на верхней койке. Наша камера находилась во втором корпусе. Дамур спала лицом к окну и каждую ночь пыталась отыскать луну на небе.
Когда шел дождь, те, кто мог заснуть, засыпали, а те, кто не мог, вроде меня и Дамур, вместо того чтобы считать овец, подсчитывали совершенные ошибки.
И вот однажды замки открылись.
Так и подмывает сказать, что нам было знамение, что холодок предчувствия вдруг пробежал по нашим спинам, но это прозвучит сопливо-романтически, и это неправда. Время шло тихо и незаметно. Минуты бежали вперед, не принося с собой предупреждений.
Первой закричала Лола из третьего корпуса. Она распахнула глаза и увидела, что Кеннеди, соседка по камере, застыла возле ее койки, сливаясь с мертвой каменной стеной.
Делить камеру с Кеннеди – тяжкий крест: она грызла ногти, постоянно тянула в рот волосы и ходила во сне. В камере далеко не уйдешь; не хотелось проснуться и обнаружить рядом извращенку, тем более что мы подозревали ее в неодолимой тяге к чужим волосам.
В последнее время Кеннеди повадилась смотреть, как Лола спит. Она ее не трогала, просто нависала над подушкой, молча вглядываясь в лицо.
Неудивительно, что Лола завопила.
До конца срока ей оставалось еще прилично. В «Аврору» она попала за то, что избила продавщицу в магазинчике по соседству. Судья счел, что Лола беспощадна и напрочь лишена эмпатии, поэтому вкатил ей по полной. Теперь она пребывала в уверенности – а мы ей поддакивали, – что темная ярость надежно заперта в ее личном подвале. Но в ту ночь, в который раз обнаружив подле себя Каннибальшу Кеннеди, Лола слетела с катушек.
Все мы слышали тот крик. Затем последовал хлопок – мешковатое тело впечаталось в каменную стену. Хруст, треск, шлепки, клекот.
По ночам из их камеры часто доносился шум. Мы давно привыкли, что Лола орала на Кеннеди, как привыкли к тому, что новенькие в первую ночь в «Авроре» начинали рыдать и звать мамочку – чаще всего именно те, что при свете дня казались неуязвимыми.
Странным было то, что на шум не примчались охранники. Кеннеди тяжкой тушей сползла на пол. Лола улеглась обратно в постель.
Если замки были отперты уже тогда, то ни Лола, ни Кеннеди об этом не знали.
Первой потрясающее открытие сделала Джоди, девушка из второго – моего! – корпуса. Ее камера была в нижнем ярусе.
Как обычно, Джоди проснулась посреди ночи, чтобы предаться любимому занятию. У нее было нечто вроде хобби – она разбегалась и таранила головой дверь камеры, словно бык во время корриды. Ей нравилось, как при ударе сотрясаются мозги в черепушке. Потом она с наслаждением ощупывала новую шишку на лбу. Намеренная боль приносила ей утешение. Хоть в этом она была сама себе хозяйкой: бейся головой о дверь, когда пожелаешь.