Я отмахнулась.
– Не рассуждай о том, чего не знаешь. Скоро ужин. Не ешь фасоль и мясную запеканку. Дни, когда дают только фасоль и мясную запеканку, самые поганые, тогда не ешь вообще. Садись рядом со мной. После того как поешь, вилку и нож обязательно выброси, будут обыскивать. Ну что ты смотришь? Они пластиковые. Ничего, скоро сама все усвоишь.
Мы снова остались одни поздним вечером, на этот раз за закрытой дверью. Только теперь Ори вновь попыталась заговорить со мной. Она молчала, пока нас пересчитывали, молчала во время ужина и после него, когда нам вновь предоставили свободное время. Молчала, пока мы раздевались друг перед другом на крошечном пятачке. И когда заперли замок – момент истины для любой девушки в первую ночь в «Авроре-Хиллз», – молчала тоже. Я не пыталась отвлечь ее разговором. Ей нужно было прочувствовать все до конца.
Мы легли. Погас свет. Во втором корпусе все смолкло. Я закрыла глаза. Я не боялась, что она накинется на меня с заточкой, сделанной из пластиковой вилки, хотя и не видела, выбросила она приборы после ужина, как я ей советовала, или нет. Все, что мне было нужно, я уже узнала. Я знала еще кое-что, но те вещи ускользали из памяти, и только лежа в темноте с закрытыми глазами, я чувствовала, что они проклевываются из глубины сознания.
Те вещи, что я забыла. Те вещи, что забыли мы все.
Я перевернулась на бок, пытаясь избавиться от них. Все сдерживали стены. Я прикоснулась голой ногой к голой стене, вечно холодной даже в самую сильную жару, и мне нравилось. Прикосновение утешало. Я начала проваливаться в сон.
И тут она меня разбудила.
– Эй, Эмбер!
Голос, произносивший мое имя, пробуждал неясные воспоминания, мне не хотелось, чтобы они выплыли наружу.
– Эмбер!
Я спрятала ногу под одеяло.
– Эмбер, ты спишь?
Я открыла один глаз. Вот теперь мое лицо соответствовало внутреннему состоянию. Я злилась.
– Уже не сплю.
– Мне послышалось, что ты поешь.
Я вытерла струйку слюны, убежавшую изо рта. Подушка намокла, и я ее перевернула. Другая сторона была холодной и твердой, будто камень. Теперь не уснуть.
– Прости, пожалуйста, я думала, ты не спишь.
– А я спала.
Я подняла глаза. С верхней койки свисала мускулистая нога.
– Что ты пела?
– Не знаю, я спала.
Молчание длилось долго. Я снова закрыла глаза.
– Тебе снятся сны?
– Какие сны?
– Не знаю… О прежней жизни. О доме. Хотела спросить, тебе до сих пор снится дом?
Что она хотела выпытать у меня? Правду?
– Охранники услышат. Говори тише.
– Ой, прости!
Во тьме, поглотившей камеру, в моей голове вспыхнула картинка – оранжевый грузовик в оранжевом шаре пламени. Но все растворилось в оранжевом ярком свете. Мой мозг блокировал воспоминания.