Они хотели услышать от меня слова благодарности. Они ждали их здесь и сейчас: потока слов, а возможно, и слез.
Когда я узнала, что отчим сгорел заживо в грузовике, едва выехав на шоссе из дома, я не расплакалась. Я будто окаменела. Меня оставили в покое, решили, что я в шоке… А потом меня обнаружили в подвале, в его логове, куда он никого не пускал. Я сидела босиком за его барабанной установкой с палочками в руках. Стучать я не стучала, но он никогда не разрешал мне даже близко подходить к барабанам, а тут я уселась прямо на его стул. Я напевала мотивчик, который не отпускал меня все последующие дни – на поминках, на похоронах, после того как гроб опустили в вырытую яму и на него полетели комья земли, когда сверху водрузили гранитный камень с гравировкой «Любимому мужу и отцу», и потом, когда мать всхлипывала всякий раз, проходя мимо фотографии на каминной полке, изображающей счастливую семью – он, она и моя сестра, разумеется, без меня, – все время я напевала тот мотивчик. Безутешное материнское горе убедило меня в том, что я и так знала: никого на свете она не любила так, как его.
Мотивчик не сходил с моих уст, пока меня не забрала полиция.
Его любимая песня, песня времен его молодости. Я презрительно фыркала, заслышав это старье, но он ее обожал. «Pour some sugar on me»[18], – беспрестанно напевала я. Меня тошнило от этой песни, от сладеньких хриплых завываний, однако во имя ненависти я не прекращала тихонько повторять ее назойливый мотив. Никогда больше не отстучать ему тот ритм на барабанах.
Я всегда придерживаюсь задуманного плана. Если уж что решила, выполню обязательно. Отравить отчима за ужином не вышло (он решил, что перепил накануне и теперь страдает с похмелья), он не разбился, когда полез на крышу менять черепицу (рухнуть-то он рухнул, да только лодыжку вывихнул), зарезать его я не смогла (уже и нож для мяса достала из ящика, но струсила и сунула обратно) – в общем, когда все это не сработало, я не отступила от цели, открыв в себе неисчерпаемые запасы вдохновения и упорства. Все неудавшиеся попытки я зафиксировала в дневнике, указав даты. Размышления о том, как половчее избавиться от него, не отпускали меня ни на секунду. Прокурор не ошибся, назвав убийство предумышленным. Я постоянно думала, как разделаться с отчимом, эти мысли зудели в голове, будто тот самый назойливый мотивчик. Как я надеялась, что все получится, как молилась об этом, воображая золотую статую божка на книжной полке.
Помоги мне.
Помоги мне.
Как это сделать?
Хоть бы он пропал, исчез с лица земли.