— Это просто адрес, который кто-то из квартирантов записал на листке бумаги. Я сомневаюсь, что в полиции этим заинтересуются.
— Думаешь? А следователь сказал, если что-то вдруг вспомните или еще чего…
— Какой следователь? — насторожилась я.
— Фамилии я уже не помню. Шесть лет прошло.
— Стоп! — прорвало меня.
Может, прозвучало не особо вежливо, но подействовало. Марина Витальевна теперь смотрела и помалкивала, а я задала вопрос:
— Что случилось шесть лет назад?
— Как же… сестра моя пропала.
— В каком смысле «пропала»?
— В таком, — пожала плечами она. — Была и нет.
— Но… — подобное в моей голове не особо укладывалось. — Она возвращалась с работы или еще куда-то пошла? При каких обстоятельствах это случилось?
— Да никаких обстоятельств не было. Пропала, и все, до сих пор ни слуху ни духу… Такие обстоятельства.
— А почему вы решили, что записка имеет отношение к вашей сестре?
— Почерк-то ее.
— Вы уверены?
— Конечно, уверена. Почерк у нее красивый, буковки ровненькие и с завитушками. Она еще в детстве всем поздравительные открытки подписывала. Здесь видно, что спешила, но все равно буковки одна к одной.
Приподнявшись, я посмотрела на записку. Буквы действительно ровные, и завитушки присутствуют.
Тут Марина Витальевна вскочила, бросилась в прихожую, начала рыться в верхнем ящике комода и вскоре вернулась с поздравительной открыткой.
— Вот, смотри. Это она мне на день рождения дарила, а потом пропала, недели через две. День рождения у меня 30 мая, а хватились Эмму 14 июня. Это я отлично помню.
Пожалуй, насчет почерка Марина Витальевна права, я, конечно, не графолог, но очень похоже.
— А кто ее хватился? — задала я очередной вопрос.
Марина устроилась на стуле, тяжело вздохнула и ответила:
— Подруга ее. Варька Спиридонова. Она как раз под Эмкой жила.
— А ваша сестра жила в квартире, которую вы сейчас мне сдаете?
— Ну… квартира родительская. Папа умер, когда Эмке четыре года было. А маму мы восемь лет назад похоронили. Хотели квартиру продать, но у Эмки своего жилья не было, она то у хахаля своего, то на съемной. Не складывалось у нее с мужчинами… Хотя сама, конечно, виновата. Мама ей говорила: до свадьбы к себе не подпускай, а она с пятнадцати лет парням на шею вешалась. Мама только диву давалась, в кого Эмка такая шалава… Извини, Тиночка. Это я от нервов…
— Ничего-ничего, — замотала головой я. — Значит, сестра осталась в родительской квартире?
— А куда ей еще? У меня квартира своя, у нее нет. Пошла сестре на уступки. На те деньги, что ей причитались, она бы квартиру не купила. Если только на окраине, а ей туда не хотелось. Рассудили так: за год-два она подзаработает деньжат, тогда и квартиру на продажу выставим. Да не успели, пропала сестра.