— Нет, — сказал Перец. — Это все не так просто. Я вот с людьми прямо-таки пропадаю. Я с людьми ничего не понимаю.
— Господи, да чего ты, например, не понимаешь?
— А ничего не понимаю. Я. между прочим, поэтому и о лесе мечтать начал. Но теперь я вижу, что в лесу не легче.
Она покачала головой.
— Какой же ты еще ребенок, — сказала она. — Как же ты еще никак не можешь понять, что ничего нет на свете, кроме любви, еды и гордости. Конечно, все запутано в клубок, но только за какую ниточку ни потянешь, обязательно придешь или к любви, или к власти, или к еде…
— Нет, — сказал Перец. — Так я не хочу.
— Милый, — сказала она тихонько. — А кто же тебя станет спрашивать, хочешь ты или нет… Разве что я тебя спрошу: и чего ты, Перчик, мечешься, какого рожна тебе надо?
— Мне кажется сейчас уже ничего не надо, — сказал Перец. — Удрать бы отсюда подальше и заделаться архивариусом… или реставратором. Вот и все мои желания.
Она снова покачала головой.
— Вряд ли. Что-то у тебя слишком сложно получается. Тебе что-нибудь попроще надо.
Он не стал спорить, и она поднялась.
— Вот тебе полотенце, — сказала она. — Вот здесь я белье положила. Вылезай, будем чай пить. Чаю напьешься с малиновым вареньем и ляжешь спать.
Перец уже выпустил всю воду и, стоя в ванне, вытирался огромным мохнатым полотенцем, когда звякнули стекла и донесся глухой отдаленный удар. И тогда он вспомнит склад техники и глупую истерическую куклу Жанну и крикнул:
— Что это? Где?
— Это машинку взорвали, — отозвалась Алевтина. — Не бойся.
— Где? Где взорвали? На складе?
Некоторое время Алевтина молчала, видимо, смотрела в окно.
— Нет, — сказал она наконец. — Почему на складе? В парке… Вон дым идет… А забегали-то все, а забегали…
Леса видно не было. Вместо леса под скалой и до самого горизонта лежали плотные облака. Это было похоже на заснеженное ледяное поле: торосы, снежные барханы, полыньи и трещины, таящие бездонную глубину, — и если прыгнуть со скалы вниз, то не земля, не теплые болота, не распростертые ветви остановят тебя, а твердый, искрящийся на утреннем солнце лед, припорошенный сухим снегом, и ты останешься лежать под солнцем на льду, плоский, неподвижный, черный. И еще, если подумать, это было похоже на старое, хорошо выстиранное белое покрывало, наброшенное на верхушки деревьев…
Перец поискал вокруг себя, нашел камешек, покидал его с ладони на ладонь к подумал, какое это все-таки хорошее местечко над обрывом: и камешки здесь есть, и Управления здесь не чувствуется, вокруг дикие колючие кусты, немятая выгоревшая трава, и даже какая-то пташка позволяет себе чирикать, только не надо смотреть направо, где нахально сверкает на солнце свежей краской подвешенная над обрывом роскошная латрина на четыре очка. Правда, до нее довольно далеко, и при желании можно заставить себя вообразить, что это беседка или какой-нибудь научный павильон, но все-таки лучше бы ее не было.