Чуть левее, на четырех вбитых в стену колышках, висело четыре офицерских шашки в простеньких, потертых ножнах, с позеленевшими, видимо, медными кольцами на них. Савве подумалось, что в свое время на этих же колышках висели и кителя, но сейчас лишь легкая потертость бревен говорила за это.
За скамейкой, аккуратно приставленные к бревенчатой стене, в ряд стояли четыре винтовки Мосина, тускло поблескивая пыльными стволами…
В комнате густо пахло махоркой, мышами и еще чем-то затхло-пыльным. Но все это: и шашки, и иконы, и скамейки с креслом — Савелий рассмотрел много позже, только после того, как смог несколько успокоиться и пройтись по дому, ну а пока же он не отрываясь смотрел на стоящую на столе домовину (вырубленный из цельного бревна гроб), в котором, торжественно сложив руки на груди, лежал древний старик с реденькой, седой бородой, в белой гимнастерке с двумя прямоугольными карманами на груди и темно-синих шароварах, с ярко-алыми лампасами и крупной золотой серьгой в правом ухе. Вся левая сторона груди усопшего казака увешена была крестами и незнакомыми для зэка орденами. Но не ордена и кресты, украшающие грудь, по-видимому, отважного при жизни казака, останавливали взгляд Саввы, а его руки. Руки темно-коричневого цвета, напрочь высохшие, с тонкими, длинными пальцами и резко выпирающими суставами.
— Е-мое! — выдохнул пораженно Савелий и, судорожно сдернув с головы шапку, принюхался… Но нет, пахло всем чем угодно, но только не тленом. Не было того приторно-отвратного запаха разлагающейся плоти, обычно сопровождающего уход человека из жизни…
— Когда ж вы, ваше благородие, изволили откинуться? — подбодрил самого себя Гридин и притронулся к правой руке усопшего, у которого меж высохших пальцев, неизвестно каким чудом, держалась коротенькая церковная свечечка коричневого воска.
Под чуткими пальцами беглого вора кожа хозяина домовины зашуршала пересушенным табачным листком, тускло и одновременно вызывающе громко.
— Похоже, давненько… — решил Савва и, не обращая более на покойника никакого внимания, принялся осматривать дом.
Несмотря на кажущиеся небольшие размеры сруба, зэка обнаружил кроме основной комнаты, с гробом на столе, еще небольшую кухоньку, половину которой занимала массивная печь, выложенная из обломков сероватого сланца. Из кухни, через широкий дверной проем, занавешенный куском простенькой материи, Гридин попал в спальную. Широкие нары, вместо матрасов медвежьи шкуры, прикрытые почти прозрачной от ветхости и многочисленных стирок простынею с остатком золотого шитья по уголкам, в виде какого-то герба. Уже виденная Саввой на кухне печь, одной из своих стен выходила как раз к ногам нар, так что зимой здесь, надо полагать, было более чем тепло. И вообще, складывалось впечатление, что тот, кто сейчас лежал в кедровой своей домовине, перед смертью старательно прибрался во всем доме и, если бы не слой пыли, лежащей повсюду, можно было подумать, что хозяева скита вот-вот вернутся… Если бы не слой пыли.