Зная мое пристрастие к сочинительству, генерал-лейтенант Толстов в приватной беседе попросил меня в своих записках, если я таковые надумаю писать, о цели и месте нашего предприятия по возможности не указывать, в чем я, как человек благородный, не мог ему отказать, тем более, что мы оба — генерал и я — в эту затею атамана Дутова не верили и надежд на нее особых не возлагали…
После беседы с генералом мы покинули его штаб-квартиру, и все вместе (впятером), отправились к атаману Дутову, который уже ожидал нас на вокзале маленького уральского городишки Миасс для дальнейшего инструктажа. Инструктаж получить мы так и не успели. Красные подогнали к вокзалу бронепоезд и под защитой его брони начали в упор обстреливать как вокзал, так и привокзальную площадь, где в это время находился дутовский обоз. Атаман со своим объединением вынужден был отойти несколько севернее, в горы, но через адъютанта передал нам записку с пожеланием и ордер для предоставления его в атаманское казначейство.
Получив сухой паек, спирт и некоторое количество денег, мы, минуя заслоны красных, через «малиновый хребет» поспешили прочь из города. Предприятие предстояло довольно опасное, а на мой взгляд, и где-то даже авантюрное…»
Савва прочитанный листок аккуратно вырвал из тетради и, не жалея табака, соорудил себе отменную самокрутку.
Сидя на крылечке, с удовольствием вдыхая в себя горячий табачный дым, он умиленно поглядывал на окружающую его тайгу, безоблачное небо, покосившуюся часовенку…
— На курево буду брать только прочитанные листы. — великодушно решил зэка и, загасив самокрутку обслюнявленными пальцами, нехотя поднялся.
— Хочешь, не хочешь, а старика хоронить все ж таки придется… Тем более, если обещал. — он еще раз кинул восторженный взгляд на слегка позолоченный осенью лес и вернулся в дом…
Небольшое это кладбище, ничем не огороженное, начиналось сразу же у стен часовни.
На округлом, окатанном рекою валуне красного гранита, в глубоко выбитых неровных буквах набилась пыль, поселился темно-зеленый мох, и надпись практически не читалась.
«Здесь покоится основатель и первый……..иеромонах Андрей………24 июля…….189………
Спи с мир………….»
На соседних деревянных крестах надписей либо совсем не было, либо они выцвели под воздействием дождей и солнца, и лишь на двух крайних сохранились истлевшие остатки казачьих фуражек; кокарды от них, позеленевшие с годами, кто-то заботливо прибил к перекрестьям…
Выбрав небольшой, освещенный солнцем холмик, Савва аккуратно срезал прямоугольный пласт дерна и принялся копать могилу.