— Значит, до скорой встречи? Мы могли бы поужинать в «Киприани»…
— Прекрасная мысль. Я позвоню тебе, как только выйду.
Мы поцеловались. Я довольно долго смотрел, как она удаляется по 5-й авеню, стараясь как можно дальше отодвинуть финал этой истории.
Холл музея был черен от толпы народа. Огромные купола над головой заставляли чувствовать, что я вдруг уменьшился. Я считал, что для такой встречи это место слишком торжественное, и предпочел бы что-нибудь поскромнее — парк или кафе, — но у меня действительно не было выбора.
Купив билет и взглянув на план, я поднялся на второй этаж, в раздел музея, посвященный странам Азии. Мне пришлось пересечь пять или шесть залов, прежде чем я увидел Кроуфорда. Он неподвижно сидел на скамейке, разглядывая находящиеся перед ним экспонаты, и не заметил моего присутствия, пока я не подошел совсем близко. Он повернулся ко мне и грустно улыбнулся. Я увидел, что лицо у него еще более утомленное, чем на следующий день после смерти Харриса.
Посмотрев прямо перед собой, я понял, почему он выбрал для нашей встречи именно этот зал. «Большая волна в Канагаве» Хокусаи… Картина удивила меня своим крохотным размером: она была меньше, чем та репродукция, которая висела у меня в доме. Хоть я и часто посещал этот музей, но никогда не обращал на нее внимания. Честно говоря, я даже не знал, что в музее есть вариант. «Берег надежнее, но я люблю бороться с волнами»…
— Моя мать очень любила этот эстамп.
— Знаю, Дэвид. У меня был альбом «Тридцать шесть видов горы Фудзи». Элизабет как-то взяла ее у меня на время… Так и не отдала… Этот эстамп завораживает. С точки зрения западных людей, рыбаки гребут от волны, с точки зрения японцев — к волне, готовясь встретить ее ярость.
— Это из-за подписи?
— Мы все созерцаем реальность, но каждый толкует ее по-своему. В жизни все — лишь вопрос восприятия.
У каждого из тех, кто знал мою мать, было свое представление о ней. Я собирал эти образы один за другим, чтобы придать смысл ее жизни и логику ее истории. Но для меня она все же оставалась неуловимой.
— У тебя все хорошо?
— Учитывая то, что я пережил, лучшего и желать невозможно.
Ситуация меня обескураживала: хотя Кроуфорд был моим отцом, мне казалось, что я сижу рядом с совершенно незнакомым человеком. Какие связи — конечно же, призрачные — смогли бы нас объединить?
— Полагаю, вы уже говорили с Хэтэуэем?
— По телефону на прошлой неделе, когда ты еще был в больнице. Он что, ничего не захотел сказать?
— Нет, остался нем как могила. Он хотел, чтобы я услышал всю историю из ваших уст.