Аллея Звезд, кстати, открытая не так уж давно? Вот почти и все. Я всегда спрашивал себя, как можно быть готовым пересечь половину земного шара, только чтобы увидеть звезду Шэрон Стоун или Тома Хэнкса на этой грязной улице, переполненной народом и уличными торговцами, которые если вцепятся в кого-то, так не отпустят. На самом деле я не знаю никого из местных жителей, кто бы получал удовольствие от прогулок по этой гигантской ловушке для туристов. Места Лос-Анджелеса, ослепляющие дешевым блеском мишуры — а их там более чем достаточно, — всегда меня вгоняли в депрессию: можно подумать, что они только для того и придуманы, чтобы скрыть от людских глаз разбитые надежды и неудачи, которыми буквально перенасыщен этот город.
Поднявшись по бульвару до Ла-Бреа-авеню, я начал представлять себе, как моя мать приезжает из Санта-Барбары на поезде, с простеньким чемоданом в руке. Какой символический поступок она совершила, чтобы отметить свою новую жизнь? Пошла полюбоваться на гигантские буквы «Голливуд» на вершине горы Ли? Или она прошагала по этой улице от Дрэйк-отеля до «Китайского театра», где проходили премьеры всех крупных экранизаций своего времени? Или направилась прямо к модельным агентствам бульвара Уилшир, адреса которых терпеливо собирала столько месяцев? Сколько таких, как она, в пятнадцатимиллионном городе? Сколько юных девушек, прибывших из своих небольших местечек, сколько школьных королев красоты обивало пороги тех же агентств в поисках роли своей жизни? Единственное, что меня утешало — Элизабет приблизилась к своей славе и почувствовала ее лучи, хоть при этом и обожгла себе крылья, как бабочка.
На следующий день я встал раньше обычного и провел утро, разбирая вещи матери. Должен сказать, что по мере того, как продвигалась инвентаризация, мое разочарование становилось все сильнее. Хэтэуэй предупредил меня, что, разбирая старые коробки, забытые в подвале, дела не раскрывают. Сейчас я убеждался в этом на своем горьком опыте.
Там были прекрасно сохранившиеся портфолио с фото той поры, когда Элизабет Бадина была манекенщицей, почтовые открытки и письма от друзей, просматривая которые я ощутил неприятный осадок от ее первых лет в Голливуде, книги, на страницах которых в изобилии встречались заметки, сделанные ее рукой, несколько старых контрактов. Прочтя один из них, я узнал, что ей заплатили 10 долларов за фотосессию — сумма, которая даже тогда была смехотворной. Там были безделушки, покрытые пылью вещицы, беспорядочная куча счетов, связка ключей… Еще я нашел в глубине коробки непонятный бронзовый бюстик, судя по всему, копию с древнегреческой статуи. Лицо молодого мужчины выражало благородство и безмятежность, в чертах лица чувствовалась непреклонность, глаза из цветных камней казались на удивление выразительными, из-под повязки у него на лбу торчали кудрявые волосы. Раньше я никогда не видел этой статуи: должно быть, Нина спрятала ее в подвале до того, как мы переехали в Сильвер-Лейк. Наскоро очистив, я поставил ее на каминную полку и продолжил перебирать вещи.