— Сделай как можно лучше. Я полностью тебе доверяю.
Антонио покачал головой.
— Ну что за дрянь с ней случилась. Судя по тому, что я читал, она еще немного, и стала бы кинозвездой.
— Кто знает?
— Я вам очень сочувствую.
Я понял, что, говоря мне все это, Антонио думал не столько о моей матери, сколько о своем отце, который их бросил.
Прошлой ночью я так мало спал, что сразу после его ухода мешком рухнул перед телевизором. Я переключал с одной программы на другую, пока не попал на репортаж о недавней военной операции американской армии против террористических баз в Афганистане и фармацевтического завода в Судане. Я отложил пульт от телевизора, очень довольный, что нашел передачу о чем-то, кроме похождений Клинтона. Не считая псевдоэксперта, который язвительным голосом пояснил, что для президента эти военные операции — всего лишь средство заставить всех забыть о деле с Моникой Левински. Выключив телевизор, на несколько часов я забылся беспокойным сном.
После короткого телефонного разговора Хэтэуэй прибыл ко мне около семи. На нем была гавайская рубашка, еще более отвратительная, чем накануне. Он заметил, что мой взгляд упорно останавливается на его одежде.
— Моя жена ненавидела эти рубашки. С тех пор как мы расстались, для меня стало делом чести сделать их основой своего гардероба.
— Хотите стаканчик?
— Не откажусь. Если у вас есть немного скотча, я в деле.
— Должен быть.
Он прошелся по гостиной, скорчив гримасу, задержался перед подлинным рисунком Баскии[52], внимательно рассмотрел греческий бюст, а затем бесцеремонно плюхнулся на кушетку.
— Классно тут у вас! Вижу, труженики Голливуда неплохо зарабатывают… конечно, за исключением детективов-консультантов. Еще и «Астон Мартин» перед домом, чертова коллекционная модель! Похоже, придется пересмотреть свои тарифы в сторону повышения.
— Хэтэуэй!
— Не берите в голову. Знаете, я предпринял кое-какие розыски относительно вас.
— В самом деле? Вам что, время некуда девать?
— Я и не знал, что вы так навели шороху со своим фильмом… как он там называется?
Я протянул ему стакан.
— «Дом молчания».
— Да, он. Аннотация довольно завлекательная. Извините, но я почти не хожу в кино. Думаю, я остановился на «Грязном Гарри»[53].
Я уселся напротив него на подлокотнике кресла, не притрагиваясь к стакану, который себе налил.
— Это неважно.
— Я могу дымить?
— Давайте! Меня дым не беспокоит. Предпочитаю предаваться своим порокам по доверенности.
— Эта фраза хорошо прозвучала бы в кино. Вам надо бы вставить ее в сценарий.
— Вы прочитали письмо?
— Да.
— И?
Сделав большой глоток из стакана, он отставил его в сторону и вытащил из кармана листок, который я послал ему по факсу.